Дом с привидением

Глущук Андрей Михайлович

Она не берет деньги. Указывает глазами на подоконник:

– Положи. Вечером из рук в руки – плохая примета.

Покорно кладу деньги на белый пластик. У моей женщины тысяча примет, как не стать бедной и быть богатой. Она всем приметам следует неукоснительно. Только деньги с ней роман не крутят. Наверное, они не верят в приметы?

– Спасибо. – Ее длинные, нервные пальцы бережно сворачивают две тысячи и опускают в карман джинсов. Немного подумав, она торопливо целует меня в щеку.

– Пошли? – Докуренная почти до фильтра сигарета одинокой красной звездой

летит в урну. Я загадываю желание: «Чтобы все закончилось хорошо…»

Беру ее за плечи, разворачиваю к себе лицом и гляжу в глаза. В них нет слез. Они сухие и сосредоточенные. Летний дождь не состоялся. Так и у Природы случается: туча проползает брюхом по земле, оставляет десяток тяжело шлепающих в пыль капель и уходит восвояси.

– Что?

– Ничего…

Я иду на рабочее место и пытаюсь дописать материал о проворовавшемся председателе ЖСК.

Через час сотовый Моей Женщины перестает отвечать. Меня охватывает пустота и беспокойство. Я понимаю – Моя Женщина снова провалилась в какую-то дыру во времени и пространстве. Провалилась и не ясно: вернется из нее или нет? А если вернется, то когда? Еще через тридцать минут в редакцию заглядывает Вера, наш Директор.

– Здравствуйте – Это «здравствуйте» вовсе не значит, что она кого-то в редакции сегодня не видела. У Директора фишка такая: здороваться по сорок раз на дню. Помесь склероза и гипертрофированной вежливости. – Николай Валерьевич, вы не знаете где Петрова?

– Поехала к клиенту отдавать деньги.

– Не доехала. (пауза) И пропала. (пауза) Как вы это можете объяснить?

Черные, диковатые глаза Директора пытаются просканировать мой мозг. Это ее любимый фокус: уставиться в глаза подчиненного и ждать, пока он не опустит свой взгляд. Уже и не знаю, кем она себя в этот момент ощущает: удавом или парой вороненых кольтов. Только мне все равно. Я камень. А камню, что удав, что пуля. Мной проще подавиться, чем меня проглотить.

Вообще у нас с Директором отношения нетипичные. Она меня побаивается, я ее недолюбливаю. За комсомольский энтузиазм и шаблонно ВЛКСМоское неумение работать: «Хоп, хоп, ребятки, навались, а ну-ка, давай. Мы сейчас всех победим!». А на что навались и кого победим – потом разберемся.

В редакции её не любят все. За глаза зовут просто Верой, хотя в нее не верит ни кто. Но если мама с папой так назвали, значит, на что-то надеялись.

– Никак. Как можно объяснить, что солнце встает на востоке и садится на западе? Это от меня не зависит. Спросите у солнца.

– Хорошо. Я разберусь. – Директор и сама не знает: угрожает она или пытается помириться.

Лето…

– Давай искать квартиру. Не хочу жить в общежитии. – Моя Женщина полулежит в кресле на балконе. Она уже остыла от скандала до такой степени, что готова подогреть себя под лучами солнца.

– Давай. – эта тема последнюю неделю звучит с периодичностью один раз в четыре часа. Я не считаю Мой Дом общежитием. Здесь все трещинки на потолке знакомы. Они неоднократно заделывались во время многочисленных ремонтов, но всякий раз возвращались в том же виде и на том же месте.

Иногда мне кажется, что за те тридцать лет, что я прожил в этих стенах, мы сроднились. Я привык к ним, они – ко мне. Они маскируются слоями новой краски, кремами шпатлевки, урбанистическим макияжем пыли и копоти. Я меняю одежду, теряю волосы и вообще неспешно старею, но, несмотря на постоянные изменения, мы находим друг друга и узнаем, чтобы с нами не происходило. Я не хочу уезжать из этого дома. Именно поэтому не спорю. Согласитесь: искать квартиру и уехать – разные действия. Искать – это процесс, при умном подходе способный занять годы. Переезд – конкретное действие в конкретные сроки.

– Давай, – еще раз повторяю я и сразу меню тему, – Слушай, девушка, а ты не пробовала загорать на пляже?

– Сначала нужно загореть, а потом на пляж.

– Угу.

– Что, угу? – она лежит с закрытыми глазами. Утренний, но уже жаркий ветер, скользит по ее нежной коже. Я завидую ветру: мне Женщина может сказать «да», а может бросить: «Отстань». Ветер делает с ней все, что хочет. Одинокий, не выбритый волосок, выглядывает из под узкого треугольника плавок. Я присаживаюсь перед Женщиной на корточки и начинаю гладить ее подтянутые упругие бедра.

– Я не говорил, что ты переворачиваешь мои представления о жизни?

Моя женщин не ввязывается в философские споры, не поддается на провокации. Она ждет. А может быть дремлет.

– Всегда считал, что люди идут на пляж загорать.

Она открывает глаза. Черные зрачки в обрамлении изумрудной радужки чуть светятся мягкой иронией. Но в голосе звучит раздражение:

– Все вокруг черные, а я приду вот такая и буду на пляже одна белая. – Моя Женщина становится чужой. Она небрежно отталкивает мои руки, – Солнце заслоняешь.

– Партия проиграна!

– Ты о чем? – теперь и в глубине зрачков появляется тень недовольства.

– Белая королева в окружении черных фигур. Партия проиграна…

– Дурак.

– Хорошо, пойдем на пляж в Рощу. Там никого знакомых нет, а что думают чужие – какая разница.

– Разговаривай с ребенком.

– Как прикажете, королева, – выдвигаюсь с балкона спиной вперед, дверь с легким стуком поддается давлению пятой точки. Моя женщина закрывает глаза и отдается горячим ласкам ветра.

– Эй, красотка, пойдем на пляж?

– Нет! – Настя сидит на диване, разговаривать ей некогда: она спасает мир вместе с ленивой, бестолковой и гламурной Стеллой.

– Наська, – встаю между ней и телевизором. – пляж, шашлык, река!

Ребенок наклоняет голову, пытаясь на практике применить принцип дифракции волн. Но такое крупное препятствие, как я волны в видимом диапазоне обойти не могут. Настя быстро перемещается в правый угол дивана.

– Анастасия! Ку-ку, я здесь!! – начинаю размахивать руками, изображая помесь вентилятора с большой нелепой птицей. В отличие от мамы, Настя не раздражается. По ее губам пробегает легкая улыбка, в глазах зажигаются веселые искорки. Ребенок готов поддержать игру, но большой, мерцающий яркими вспышками глаз телевизора не отпускает.