Дом с привидениями в Летчфорде
Шрифт:
Редко случается, что чьи-либо друзья хорошо относятся друг к другу. Почему мистер Уолдрум и миссис Тревор должны составлять исключение?
Я привык проводить в Фэри-Уотер не только время, когда созревает клубника, но и всевозможные праздники, которые следует здесь перечислить.
Разумеется, Рождество; конец масленицы и первую среду Великого Поста — как правило; четвертое воскресенье Великого Поста — время от времени; Страстную Пятницу и Пасху, могу ручаться, всегда. Иногда я появлялся на Троицу, и с детских лет присутствовал при принесении в жертву традиционного гуся. Пылая жаром, он появлялся на столе
28 сентября того же года — я хорошо запомнил эту дату из-за того, что случилось на следующий день, — Валентайн, придя в мое жилище, застал меня, ничем не занятого, заканчивающего поздний завтрак.
— Я зашел узнать, — сказал он, — не нужно ли отвезти миссис Тревор записку или посылку. Я завтра собираюсь в Фэри-Уотер.
— Я еду туда сегодня, — отвечал я, — поедем вместе, и останьтесь до воскресенья.
Сначала он возражал против моего предложения, но в конце концов согласился поехать со мной, если я позволю ему вернуться завтра вечером.
— Похоже, вы так же неохотно, как и я, покидаете Лондон, Вал, — заметил я.
— Да, — ответил он, — я думаю, это самое подходящее место для одинокого человека.
— Вы хотите сказать, мне кажется, что это единственное место, где человек не чувствует себя одиноким, — уточнил я.
— Вам удалось выразить мою мысль лучше, чем мне, — сказал он и глубоко задумался.
— В чем дело? — спросил я, не выдержав. — Что угнетает вас сейчас?
— Всего лишь потеря пациента, — прозвучал его ответ. — Интересно, до какого возраста мне надо дожить, чтобы люди верили, что я обладаю достаточным опытом и в состоянии лечить высшее общество?
— Пациент, которого вы потеряли, остался жив? — задал я вопрос. — Сначала мне показалось, что ваше огорчение вызвано именно этим.
— О нет! Он не умер, — ответил Валентайн. — Вы знаете, о ком я говорю: это Кит, который только что стал сэром Генри Китом и унаследовал владение своего дядюшки. Теперь он может платить приличные гонорары, и я полагаю, именно поэтому он и обратился к Коку.
— Ничего, придет и ваш черед, — попытался я утешить его.
— Разумеется, когда я настолько состарюсь, что это не будет иметь для меня значения.
— Человек никогда не старится настолько, чтобы его не интересовал собственный успех, — ответил я. — Вдобавок, Кит не тот пациент, из-за которого стоит тревожиться. Он был снобом без денег, теперь превратился в сноба с деньгами, вот и все. Как только вы начнете лечить королевское семейство, он вспомнит, что имел обыкновение консультироваться у вас, и тут же пришлет вам вежливую записку. Но даю вам слово, — продолжал я, — вы ничего не добьетесь, пока не окажетесь в обществе.
— Я не испытываю желания оказаться в обществе, — возразил он. И я понял, что старая рана еще не зажила, что прошедшего года не хватило на то, чтобы вычеркнуть из памяти трагедию, разыгравшуюся в Кроу-Холл.
Добравшись до Фэри-Уотер,
Это он написал мистеру Уолдруму, что состояние их пациента ухудшилось, а судя по выражению его лица, Джеффри мог находиться in articulo mortis [13] .
Миссис Тревор выглядела так, будто она плакала денно и нощно в течение двух недель, и в этой живительной для духа атмосфере мальчик совершенно пал духом.
Валентайн оценил ситуацию с первого взгляда.
— Вы не должны расстраиваться, миссис Тревор, — обратился он к ней. — Джеффри в самом деле выглядит хуже, чем я ждал, но все это легко поправить.
13
При смерти (лат.)
Затем он и доктор Слоун удалились в другую комнату и долго беседовали наедине, в то время как мне представилась возможность упрекнуть Мэри в том, что она ведет себя как ребенок, и, укоряя ее, дать выход собственным чувствам.
После Изобел Джеффри был моим любимцем. Здоровье не позволяло ему принимать участие в буйных играх, которыми предавался Ральф, а благодаря постоянному присутствию матери, в нем появилось нечто от ее мягкой, терпеливой натуры, то сочетание невинности и задумчивости, простоты и мудрости, которые, на мой взгляд, сообщали ее характеру привлекательность и неповторимость.
Я беспокоился из-за мальчика и был раздосадован поведением его матери, и поэтому был особенно резок с ней, пеняя ей на то, что она "всегда ждет худшего" и "воображает невесть что о болезни Джеффри". Все это она выслушала с покорной улыбкой.
— Теперь вы можете говорить, что хотите, — отвечала она. — Мне стало легче, когда мистер Уолдрум посмотрел моего мальчика и поручился мне, что ничего опасного нет.
Мы беседовали в оранжерее. Ее белые пальчики перебирали цветки разросшегося олеандра, и я неожиданно для себя спросил:
— Вы питаете глубокую веру в мистера Уолдрума, верно, Мэри?
Она подняла на меня глаза — милые, доверчивые глаза — и ответила:
— Конечно, я безоговорочно верю в него.
— В таком случае, Мэри, вы могли бы быть с ним более учтивой.
— Учтивой! — повторила она. — Разве я неучтива с ним?
— Нет, и я полагаю, он ощущает вашу холодность, в то время как сам он делает все, что в его силах, для вашего ребенка.
Она бросила на меня взгляд из-под длинных ресниц и внезапно залилась таким ярким румянцем, что на мгновение стала непохожа на себя.
— Мне очень жаль, — сказала она, — я не хотела обидеть ни вас, ни мистера Уолдрума. Я мало бываю в обществе и не могу не чувствовать себя стесненной, общаясь с посторонними.
— Но Валентайн не посторонний, — уверял я ее, — он мне всегда был как сын.
— Конечно, но ведь вы знаете его намного дольше, — ответила она, сорвала с олеандра бутон и приколола его к поясу, затем исчезла из моего поля зрения, ступая так легко, будто ей было девятнадцать, а не двадцать девять.
Целый вечер она робко и взволнованно старалась быть любезной с мистером Уолдрумом, и совершенно искренне — но, возможно, не бескорыстно — присоединилась ко мне, уговаривая его остаться на воскресенье.