Дом с закрытыми ставнями
Шрифт:
ХлеЕа, конюшни, бани, избы, твердые дороги — все приготовилось к зиме, все было чистым, как вымытые огурцы перед засолкой.
Гуси и утки тоже будто пмиолодели. Они весело гогочут и крякают, приплясывая от морозца–щипача сочно–красными лапами. Бкло мне в то утро, неизвестно почему, легко и радостно.
И дед вышел на крыльцо радостный. На нем меховая шапка, легкий овчинный полушубок, блестящие хромовые сапоги. В руке, туго обтянутой вязаной перчаткой из белой шерсти, он держал резную трость собственного изготовления. Она, пожалуй,
Провожать деда вышли мать с отцом.
Не задерживайся долго, — попросил отец, выводя Пегана под уздцы на улицу.
Как все выхлопочу, так и приеду, — пообещал дед, моложаво садясь в ходок.
С деньгами поосторожнее будь, не рубль с собой везешь, — предупредил отец.
Не маленький. — Дед накрыл ноги попоной. — Ну, оставайтесь с богом! Павлик, проводи деда.
Я тут же прыгнул в ходок.
Но–о! — гаркнул дед и хлестнул Пегана.
Мы покатили. На поворотах кусты репейника и полыни цепко хватались иссушенными лапами за спицы колес и отскакивали с оторванными головами. Голые березки уходили от дороги все дальше и дальше, они становились прозрачными и, наконец, как бы совсем растаяли в серо–сиреневой дымке. Кое–где белели в низинах пятна снежка.
Но–о, милай! — Дед взбодрил Пегана вожжами. — В новую жизнь мы уезжаем, внук! Со мной ты будешь. Пошлю я тебя учиться на художника! У тебя есть этот природный дар. В меня ты, видно, пошел. Да сбился твой непутевый дед с дороги. Все проворонил. Сижу вот у разбитого корыта. А сила у меня была, была… Где она теперь? На что растратил ее?.. Хочу хоть последние годы пожить по–человечески. Спасибо Фене, оживила она меня. Ты ее люби — сердце ее чистое, открытое… Ну, беги домой!
Я спрыгнул с ходка на обледеневший снежок.
Пеган всхрапнул, навострил уши, задрал кверху морду и тоскливо заржал, а когда в ответ на его клич отозвалась кобыла, он заржал снова.
Ходок, прозвенев колесами по мерзлой дороге, скрылся за поворотом.
ВЕДЬМА
После отъезда деда вечером к нам пришла старуха Фекла по кличке «Зуб на зуб, картошки надо?»
Прозвище Фекле дали мальчишки. Старуха ходила по домам и собирала милостыню. Ребята бегали за ней и горланили:
Зуб на зуб, картошки надо?!
Кличка пристала к ней, как репейник, и взрослые перестали называть старуху по имени. Часто пьяная Фекла валялась под забором. Мальчишки расписывали ее лицо сажей, прятали ее калоши, связывали ноги.
У Феклы — ведьмины глаза и толстенные губы. Но, несмотря ни на что, старуха пользовалась уважением в поселке. Она знала тайны многих трав и излечивала кое–какие болезни. Позовут ее к больному. Принесет она сухую травку, сделает отвар, даст выпить больному, глядишь, и полегчало ему.
Рассказывали, будто Фекла может присушивать парней к девкам или, наоборот, разводить их. Может сглазить малое дитя. Рассказывали шепотом, что есть у этой ведьмы и ядовитые травы. Никогда она у нас не бывала, и вдруг — приплелась.
Я, конечно, не выдержал и стал подслушивать, о чем они говорят.
Но ничего толком разобрать я не сумел — хоть дверь была неплотно прикрыта, они шептались еле слышно.
Я понял только одно — мать объясняла Фекле, почему Феня должна уехать.
Ты ей растолкуй, — повторила мать несколько раз, — она тайно должна уехать, иначе ей худо придется. Ведь весь поселок узнает, что Феня в тягости от старика… Она позору не оберется, ей легче в петлю будет залезть, чем эту срамоту вынести…
Вышла из кухни старуха, бормоча себе под нос. Я разобрал только одну фразу:
Дай бог вам не суетной жизни, а мне силушки доползти до могилушки…
Согнутая крючком, с грязной котомкой на спине, опираясь на отшлифованную руками березовую палку, она потащилась к магазину…
Почти сразу в комнату к матери зашел отец, я едва успел отскочить.
Ну, как, поговорила? — громко спросил отец. — Предупредила, чтобы Феня уехала, никому не сказавшись? И чтобы адрес свой не сообщала?
Все сказала. Денег Фекле дала, еще пообещала, если Фекла сделает, как условились.
Ну, тогда наше дело в шляпе. Феня, конечно, уедет. Я еще с ней поговорю. А то что получается? Дети у них пойдут — отцовы деньги к ним перейдут. А что братья и сестры скажут, если узнают, что бывший пресвитер с неверующей согрешил? А мне–то каково будет, коли заговорят, что у пресвитера отец блудом занимается?..
Дня через три зашла к нам Феня. Я обрадовался ей. Мать с отцом встретили ее приветливо, усадили обедать, напоили чаем. Прямо как с родной обращались с ней. «Это они из–за деда, — подумал я, — чтобы он не женился на ней».
Феня уходила задумчивая, грустная — видно, отец с ней тоже говорил об отъезде.
А через три дня я услышал, как судачили женщины :
Ты подумай, что стряслось–то с Фенюшкой? В одночасье собрала свои вещицы и подалась куда–то. Никому словом не обмолвилась, в какое место уезжает. А ехать–то не хотелось ей, сердечной, все слезами обливалась…
На все воля господня, — вздохнула собеседница…
Дед приехал веселым, помолодевшим. Он привез
спрятанную в ящик фисгармонию. Я крутился возле него, ожидая обещанный подарок.
Хватит дома торчать, Никифор! Артель организовать разрешили. Из города пришлют человека, он и займется этим. Мы с ним раздуем здесь кадило вовсю. Если хочешь, и ты припрягайся к нам, — громко сказал дед.Отец и мать молчали, смотрели на него испуганно.
Дед, наконец, заметил это необычное выражение их лиц. На миг тоже замолчал, пронзительно глядя на них.
Вы это чего?.. — спросил он подозрительно.
Черную весть мы должны тебе сообщить, тятя, — печально проговорил отец.
Господи! Уехала ведь наша голубка Фенюшка, — запричитала мать, и лицо ее облилось слезами.