Дом скитальцев (сборник)
Шрифт:
Бритый придвинулся, странно улыбаясь и поводя рукой. Его самодовольное, властное, коричневое лицо было последним, что видел Колька.
Глава 5
Он всегда просыпался мгновенно, перелетая границу сна и яви, как прыгун через планку. И как прыгун всегда знает, где земля, планка и каждая точка его тела, так Колька знал уже в первую секунду пробуждения, где он, и что ему предложит наступающий день.
Твердое и острое врезалось в бок. Он подумал: «Бодуэн де Куртене, первый том», и ошибся.
Рука ушла под жесткие листья на пол–локтя. Колька выдернул ее и спрятал подмышку. И проснулся второй раз, со всей стремительностью и определенностью, свойственной его характеру. Значит, все обстоит именно так. Они втроем в Совмещенном Пространстве, это вовсе не сон, как мнилось ему во сне…
Втроем! Где Рафаил?
Володька еще спал, зажав очки в кулаке. Толстый, белый, с курчавым черным волосом на груди и животе. И в коричневых плавках.
Колька посмотрел, послушал, как он сопит, и решил пока подумать и оглядеться на свежую голову. Все равно — если уж они оставили Рафаила на целую ночь, то можно повременить еще четверть часа. И не разберешься в этой лиственной каше без провожатого.
Он опустился на лежанку, механически попрыгал — пружинит. Как поролоновый матрац. Лежанка состояла из листиков, плотно спрессованных, как табак в сигаре. В отдельности они были жесткие — Колька отщипнул один, — а вместе — такие, как надо. Отличный матрац.
Круглая хижина, в которой они спали, была вся живая и зеленая. Не светлозеленая, как в умеренном климате, а густо, сине–зеленая. Тропики! Колька осмотрел кусок стены под лежанкой. Ветки были не видны за листьями, все листовые пластины ориентировались одинаково, под углом к горизонту, чтобы вода стекала наружу. Крыша была выпукло сложена из крупных листьев, длиной в полметра каждый, черепицей — поверх тонких коричневых ветвей. Колька поискал следы садовых ножниц — нет, не видно. Листья совершенно целые, круглые на стенах и овальные на потолке. Живые.
Чудеса.
Он посмотрел на часы — девять. Чего девять, где девять? Пустое дело. Он нутром чувствовал, что солнце сию минуту встало — воздух свежий, утренний. С другой стороны, он может ошибаться, ведь здесь тропики. Но какие тропики, чьи тропики? Где мы есть, черт побери?
Эго было главное. Надо выяснить, где они есть, и возвращаться. Если поступать правильно. А если надо неправильно? А как тебе надо, Свисток?
— Сойти с ума, — сказал Колька и прошел по хижине, протискивая ступни в траве, чтобы она щекотала между пальцами. Присел, потрогал траву — живой ковер. Землю не нащупал, а длина травинок — всего три–четыре сантиметра. Из–под лежанки на него глянули тем временем черные круглые глазки, хитро поблескивая.
— Кыш! — глазки скрылись за листьями.
Если так, как хочется, если честно, то возвращаться немедленно ему не хотелось. Однако рассуждения бессмысленны. Хочешь — не хочешь, а как только Рафка станет транспортабельным, они тронутся в дорогу. Ох, Рафаил, Рафаил…
…Он зевнул самым прозаическим, земным зевком и заспешил. Надо торопиться к Рафаилу, а сверх того зверски хотелось есть.
— Вовка, подъем! Подъем!
— Ну что, что — сейчас…
Володя потянулся и вскочил, как встрепанный, и уставился на свою лежанку. Одновременно снаружи послышались мягкие шаги и рычание. Колька схватился за пистолет.
Вход в хижину обозначивался только перерывом лежанки, и стена там была такая же густая, как везде. Они смотрели на это место и слышали, как снаружи кто–то ходит и рычит. Колька не вынес ожидания и двинулся поверху, по лежанке, чтобы выглянуть наружу. В пистолете оставалось всего четыре патрона. Нечищен после вчерашнего.
В дверь просунулось веселое коричневое лицо. Старший охотник! Колька опустил пистолет. Бородач выглядел сегодня по–другому. Веселый, улыбается скуластым лицом, в шевелюре торчат сухие былинки.
— Здорово, приятель, — сказал Колька.
Охотник глядел на него одобрительно и улыбался так, что борода лезла в стороны, как у сибирского кота.
— Адвеста! — провозгласил охотник и ткнул пальцем в Кольку. Очевидно, лестный эпитет. Он ухмылялся и тряс головой. — Адвеста, хум! — Он отступил на шаг и ткнул себя в грудь.
— Джаванар, Джаванар!
— Его зовут Джаванар, прекрасно, — констатировал Володя. — Представимся, Коля?
Охотник не унимался.
— Колия, — задумчиво произнес он. — Колика… Володия, Володика… Э? Хум! — Он улыбнулся снова и вытянул из–под плавок бумажку. «Знакомая бумага какая», — подумал Колька и осторожно принял листок. Мелкая фиолетовая клеточка. «Парни, что случилось? Где вы ходите? Раф».
— Предчувствия не обманули старого капитана, — торжественно продекламировал Колька. — У–ру–ру! Всей команде по чарке рома!
— Адвеста хум ушарана! А–хум уш–ша–рана!
— Действительно, волшебники, — радостно и озабоченно говорил Володя. — Надо спешить. Наш долг, прямой долг изучить страну, и вообще… Но прежде всего — к Рафаилу Как ты думаешь, мы сумеем наладить общение?
— После, после! И сумеем, чего там, язык корневой, нашего типа. Джаванар, хум! — заливался Колька. — Видишь? «Хорошо, хороший».
— Ах, Коля, мы будем перед тобой в неоплатном долгу. А мы насмехались над твоим увлечением лингвистикой!
— Ах, что вы, Клавдия Ивановна…
Этот мамин сын то и дело выдавал целые фразы Клавдии Ивановны. Колька иногда шалел от удивления, хотя иногда и завидовал ему так, как может завидовать сирота, родства не помнящий.
Джаванар самозабвенно наблюдал за ним. Самозабвенно и исподтишка, стеснительно. На бумагу покосился как бы с испугом. Колька и Володя это заметили, но мысль о том, что здесь неизвестна письменность, была совершенно уж дикой.
— После, все после! Вперед! — кричал Колька.