Дом слепых
Шрифт:
– Я хочу вернуться, – ответил Эний. Копье освободило грудь.
– Ты погибнешь, если вернешься. Последуй примеру девяти других. Там, куда увел их Гермион, они уже начали читать старые книги. Ты будешь здесь счастлив – над нашей планетой встают два солнца, над твоей – уже ни одного, у нас есть вода и еда, на твоей планете продовольствие скоро закончится, а остывшая земля больше ничего не родит. Через считанные дни туда придет лютая зима, и наступит конец. Твоя планета превратится в ад.
– Мы замерзнем и умрем, а после смерти попадем в рай, – всхлипнул Эний.
– Эний, Эний, – покачал головой Великий Раб, – неужели
– Что же ждет нас после смерти?
– А вот это тебе откроет истина… Готов ли ты остаться? – Великий Раб снова протянул к нему руку.
Эний ее не взял. Сердце ужалила пчела. Оставила в нем острое жало и замолчала. Ужалив человека, пчелы гибнут, но они об этом не знают. Человеческая кожа слишком мягкая – засасывает в себя жало, выдергивая его из пчелиного тела вместе с сердцем. А сердце человека – самый топкий и мягкий орган. Пчела в Энии замолчала.
Кричал он сам. Кричал так, что потолок над его головой разошелся трещиной. Хлопала занавеска. Эний еще успел последний раз взглянуть в глаза Великого Раба и в каждом увидел по одному большому топкому сердцу.
Великий Раб тоже заголосил, и они, взявшись за руки, полетели вверх – в расщелину на потолке. Их голошения соединились, скрутились в тугую спираль, словно две занавески, которые хозяйка замочила в одной ванне и отжала вместе. Но голос Великого Раба слабел. Эний не мог разобрать, что он кричит, лишь видел, как из его рта выскакивают квадратные, овальные и круглые слова.
Воздух вокруг них мелко подпрыгивал. Эний взглянул сверху на счастливый розовый город. Ему были видны только широкие поля шляп его жителей, и оттого казалось, по городу передвигаются черные кружочки. И дома с ровными квадратами дворов были похожи на клетки шахматной доски. С высоты Энию даже захотелось сыграть шляпами в шашки, но вдруг в потоке своего голошения, слитого с голошением Великого Раба, он разобрал далекое биение – где-то билось огромное сердце. Эний закричал душераздирающе, и из его рта выкатились два гладких прозрачных шара – Ма-Ма!
Что-то случилось с Великим Рабом – он не мог лететь дальше. Эний разжал руку. Те слова, которые вылетали изо рта Великого Раба, просили его остаться, спуститься на розовую землю. Но биение далекого сердца заставляло лететь дальше, подчиняясь инстинкту. Или биологической потребности.
Эний полетел выше и увидел, как Великий Раб парит в нескольких метрах от него. Увидел он и тонкую блестящую сеть, которая не пускала Великого Раба дальше. Понял, что сеть эта соткана Творцом из людских желаний, а желание Эния оказалось таким сильным, что он легко прошел через нее. Ниточка желания тянула его домой, на свою планету.
В глазах Эния разорвались молнии. Стало темнеть. Темнота прорывалась синими и красными разрядами. Эний посмотрел вниз, там была Земля – гладкая с высоты, как два слога того слова, которое он кричал, не переставая.
Он
Эний дернулся в сторону, но из сумки высунулась темная, сотканная из тени рука, схватила его, и мальчик оказался внутри. Он широко раскрыл глаза. На него мчались БТРы. Над головой пролетали самолеты и сбрасывали вниз свистящие снопы огня. Эний заголосил еще сильней. Ему хотелось увидеть Великого Раба, и он увидел его. Великий Раб размножился и вылетал из огромной топки вверх головой, на которой по-прежнему сидела белая плоская шапочка. Великих Рабов было много, и они летели вверх из огня, голося, а люди в загнутых фуражках подбрасывали угля в топку, не ведая, что они и Великие Рабы – клетки одного организма. Эний протянул к Великим Рабам руки, но глаза тех были уже закрыты, они не видели Эния. Люди в фуражках кричали, и из их ртов вылетало слово в форме креста с загнутыми краями. Эний так и не смог понять, было ли то слово тоже послано Творцом. В своем теперь уже падении он достиг дна сумки и догадался, что та – переполнившаяся копилка людских страданий.
Эний полетел дальше – вниз, вниз. Холод охватил его ноги. Энию показалось, будто к ногам подвесили две огромные сосульки. Голову разрывало от собственного крика. Ударившись о землю, Эний замолчал. Он широко раскрыл глаза, но ничего не увидел. Вокруг расстилалась знакомая тьма. И ни звука. Сердце молчало… Он распластал ладони по холодной молчаливой земле. Из его рта выкатились два гладких шара. Эний погрузился во тьму.
– Зачем ты убил Эния? – вспугнул загостившуюся тишину Нуник.
– Просто я так чувствую, – ответил Уайз, и его картавое «просто» надолго засело в головах слушавших, зацепившись в них тупой зазубриной буквы «р».
– Ты злой, Уайз, – скрипнул кроватью Нуник, – ты придумал эту историю, и ты мог бы оставить Энию жизнь.
– Жизнь – слишком большая роскошь, – хмыкнул Пахрудин.
– Кто-то придумал нашу жизнь, – заговорила Валентина. – Мы тоже – герои чьего-то рассказа. Наша история еще не подошла к концу, и если рассказчик такой же злой, как Уайз, то в конце нас ждет конец.
– Эний получил то, чего желал, – виновато отозвался Уайз.
– Врешь! – возмутился Нуник. – Ты сам захотел бы покинуть рай, чтобы оказаться в аду?!
– Я ничего не знаю про рай, – картаво-просто ответил Уайз. – Я там никогда не был. Может быть, только в первые годы жизни – когда я не был слеп, лежал в траве и надо мной наклонялась мать. Но я ничего не помню. Не помню, не помню, не помню, – замахал он руками, отбиваясь от упреков. – Мне хорошо знаком только ад. И я не могу сделать выбор – рай мне неведом.
– Может быть, наш рассказчик тоже сидит сейчас в каком-нибудь подвале и выдумывает нас, – сказала Валентина. – Я бы хотела ему понравиться, чтобы он оставил мне жизнь.
– А чем ты ее заслужила? – кукарекнул Пахрудин.
– Я жила, как живется, – обиделась Валентина, – не думая о том, чтобы кому-то понравиться.
– А ты и не старалась кому-то понравиться, – клюнул ее муж.
В темноте раздался шлепок.
– Вот скажи, Валентина, – снова завелся Нуник, – если бы ты сейчас перенеслась из этого подвала куда-нибудь на другую планету, где было бы все, необходимое для жизни, ты бы захотела вернуться?