Дом темных загадок
Шрифт:
Себастиан лишь медленно поднимает бровь. Том и Филипп достают из своих насквозь промокших рюкзаков веревки, простыню и одеяло и мастерят носилки. При этом действуют они так слаженно и умело, словно прошли школу выживания в джунглях.
Когда меня наконец поднимают на носилки Себастиан и Филипп, из-под ремня выпадает и громко плюхается на пол молитвенник. После нескольких секунд абсолютного молчания София наклоняется, поднимает книгу и передает мне.
— Ты всегда его с собой таскаешь? — Они с Томом недоверчиво смотрят на меня. Я вспоминаю, как утром рассказывала всем, что посещала
— Книга принадлежит моей прабабушке, — поспешно отвечаю я. — После того как я услышала о часовне, хотела зажечь здесь свечку и прочитать для нее несколько слов из этой книги. Ведь никого не осталось, кто бы это мог сделать. У меня больше нет родственников.
Когда врешь, всегда получается лучше, чем когда говоришь правду. Хотя соврала я лишь наполовину.
София кладет книгу рядом со мной на носилки, и голос ее теперь звучит чуть мягче:
— Мне очень жаль, что ты совсем одна. Но тебе не стоит завидовать, что у меня есть бабушка с дедушкой. Мой отец был женат трижды, и в каждом браке у него родилось по дочке. Он так старается любить всех нас одинаково, что никогда не вмешивается в ссоры, никогда не принимает чью-либо сторону и не высказывает своего мнения. Это очень тяжело, особенно когда я и сестры собираемся все у него. Я часто мечтаю, чтобы он хоть раз грохнул кулаком по столу и раскричался, но именно этого желания больше всего и стыжусь снова и снова.
Себастиан и Филипп поднимают меня и стартуют. Удивительно, на таких импровизированных носилках очень удобно лежать.
— Я был бы счастлив, если бы у меня было столько братьев. Это бы отвлекало, — говорит Том.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.
— Я у отца единственный сын. Хотя у него и есть две дочки от первого брака, я иногда чувствую себя насекомым, которое разглядывают под микроскопом. Любой чих, который я делаю или не делаю, всеми обсуждается. Даже тошнит от этого!
Я слышу, как они с Софией болтают о своих семьях, и думаю: хорошо было бы иметь в жизни кого-то, кто бы для меня что-то значил и для кого я была бы важна.
У входа в часовню процессия останавливается, и мне приходится подняться и выяснить, что случилось.
Буря прошла, и воздух остыл. После дождя мокро, земля усыпана обломанными ветром сучьями и цветами, облака ушли. Солнце висит низко, а горные вершины вокруг нас отражают звуки гулким эхом, словно органные трубы. Невольно мы все начинаем дышать глубоко и с удивлением любоваться красочным спектаклем.
— Народ, нужно двигаться, — наконец говорит Себастиан. — Нам необходимо все-таки добраться до замка.
Филипп, который шагает во главе колонны, хочет удостовериться, что я лежу удобно:
— Тебе там нормально? — Вода капает с его волос на мою футболку, и внезапно по всему телу начинают бегать мурашки.
Совсем недавно дождь лил, как из ведра. Мальчики и София до сих пор мокрые насквозь. Только Себастиан сухой.
Я кошусь на него, он несет заднюю часть носилок: точно, одежда на нем совершенно сухая. Даже под зонтом в такую грозу не укрыться — обязательно вымокнешь. Неужели он все это время прятался за алтарем и наблюдал за мной? Иначе как бы он попал в часовню?
Они молча несут меня в замок.
Глава 19
Когда мы заходим через вестибюль, нас встречает гробовая тишина. Никто не выходит встречать, в здании все словно вымерли. София зовет Беккера и Николетту, но в ответ тишина.
— Я пойду и поищу их, — предлагает она, глядя на мою ногу, и Себастиан одобрительно кивает.
Она тут же бежит вверх по лестнице, а Том с Филиппом помогают мне слезть с носилок и сесть на стул за громадный старый стол в столовой. Где же я сегодня буду спать? С этой ногой я просто не смогу взобраться на третий этаж. А оттуда в подвал к туалету спуститься и подавно не смогу.
Я выкладываю молитвенник на стол, ужасно устала от этого небольшого испытания. Я разглядываю слепых ангелов на облупленных стенах. Сейчас они снова говорят со мной, словно хотят предостеречь. Они будто шепчут мне: «Вот смотри, что случается, если оставаться в этом месте слишком долго: люди здесь могут раскрошиться в порошок, разрушиться, умереть».
Я уверена, что упускаю нечто важное, но что?
София прибегает, совершенно запыхавшись:
— Ни следа обоих.
Все еще никого нет?
Себастиан лишь пожимает плечами, он только что хотел выйти из зала.
— Может, после визита в Лохбилерский лагерь они спустились в деревню прикупить чего-нибудь.
Лицо Филиппа мрачнеет на глазах.
— Что ты врешь? — ворчит он Себастиану. А мне после такой психологической игры опять все кажется здесь подозрительным. — Но знаешь что? На этот раз я не дам себя обжулить.
Себастиан и бровью не ведет. Кажется, после того эпизода в часовне он снова обрел самообладание. Но мне очень хотелось бы выяснить, что же он там все-таки делал.
— Почему ты думаешь, что все здесь просто игра?
— Беккер хотел с нами встретиться перед ужином, — ответил Филипп. — Он сам так говорил. И после этого он отправляется за покупками? Может, у него хобби такое, взбираться на гору ночью с покупками за спиной? Ага, сейчас!
Себастиан улыбается.
— Ну, если только в этом дело… — отвечает он. — Есть небольшая частная подвесная дорога на северном склоне горы. У доктора Беккера туда есть доступ. Возможно, из-за грозы там повреждение.
Том, Филипп, София и я долго переглядываемся. По крайней мере, это объясняет, как Николетта вчера вечером оказалась в замке раньше меня.
Себастиан отправляется куда-то в сторону кухни, София и Том следуют за ним.
Филипп скрещивает руки на груди.
— Я остаюсь при своем мнении: с нами что-то затевают, — говорит он и подходит ко мне ближе, опускается рядом на колени. — Как твоя нога?
Он так заботливо спрашивает, что я растрогана.
— Уже лучше, — отвечаю я и чувствую, насколько вымоталась, а мне нужно быть бодрой, оставаться начеку. Филипп прав, исчезновение Николетты и Беккера кажется странным, и я опасаюсь, что это не игра. Филипп все еще стоит передо мной на коленях, но теперь смотрит не на меня, а наверх. Что-то его гнетет.