Дом тишины
Шрифт:
5
Я поднял чемоданы Фарука и Нильгюн, а потом разделся, надел футболку и летний костюм, взял свой туго набитый кошелек, спустился вниз, сел в старый ржавый «анадол» и уехал. У дома Ведата я вышел из машины. Не было никого видно, кроме служанки, работавшей на кухне. Я прошел через двор за дом, слегка толкнув окно, увидел в кровати Ведата и обрадовался. Я подпрыгнул, как кошка забрался в комнату и прижал голову Ведата к подушке.
— Ты что, сдурел?! — закричал он. Я засмеялся, у меня было хорошее настроение:
— Ну, что нового?
— Ты когда приехал? — спросил он.
Я
— Давай, — сказал я. — Вставай, парень, подымайся!
— Что можно делать в такое время?
— А что все делают после обеда?
— Ничего-о-о!
— Что, здесь никого нет?
— Не, все тут, и еще кое-кто приехал совсем недавно.
— И где все собираются?
— У Джейлян! — ответил он. — Она недавно приехала с родителями.
— Хорошо! Пошли туда!
— Да Джейлян еще не проснулась.
— Ну тогда пошли куда-нибудь еще, искупаемся хотя бы! — предложил я. — В этом году я еще ни разу не купался, потому что преподавал английский и математику всяким недоразвитым деткам текстильных фабрикантов и скупщиков металла.
— То есть ты хочешь сказать, что Джейлян тебя не интересует?
— Вставай, пошли лучше к Тургаю.
— Ты знаешь, что Тургая пригласили в молодежную баскетбольную команду?
— Меня это не интересует, я бросил баскетбол.
— Чтобы еще больше вызубривать, да?
Я ничего не ответил. Посмотрел на загорелое, здоровое, аккуратное тело Ведата и подумал: да, я очень много учусь, если я не буду первым в классе, мне будет сильно не по себе, и я знаю, что таких как я называют «зубрила», но у моего отца нет фабрики по производству конвейеров, и прядильной фабрики, во главу которой он поставит меня через десять лет, у него тоже нет; нет у моего несчастного отца и склада по приему металла, литейного цеха или пусть небольшого, но серьезного заказа из Ливии; и даже импортно-экспортной компании у него тоже нет. Есть у моего отца, уволившегося с должности каймакама, [15] только могила, раз в году мы ходим к ней, чтобы Бабушка не плакала дома, и тогда она плачет на кладбище. А потом я спросил: «Ну, а другие что делают?»
15
Каймакам — начальник уезда, района, мелкой административной единицы в Турции.
Ведат лежал на кровати лицом вниз и не собирался вставать, но тут он хотя бы шевельнулся, передвинулся к краю подушки и стал рассказывать. Мехмед вернулся из Англии с девушкой-медсестрой, девушка сейчас живет у Мехмеда, вместе с его семьей, но спят они в разных комнатах, и девушка-то на самом деле — тридцатилетняя женщина, но с нашими девчонками общается нормально, а Туран, если я в курсе, в армии. Откуда мне знать, подумал я, зиму я провожу не в высшем обществе Стамбула и Анкары, а дома у тети или в школьной спальне, а чтобы заработать немного денег, даю уроки математики, английского и покера таким глупым детишкам богачей, как ты. Но я ничего не ответил, а Ведат рассказал, что отец Турана отправил его в армию, решив, что иначе сын никогда не станет человеком, и даже покровителей не стал ему искать, а сказал,
— Что делает твоя сестра? — спросил он.
— Стала настоящей коммунисткой. Да еще и, как они, твердит постоянно: «Теперь я очень изменилась».
— Вот жаль, что ж это она…
Я смотрел на фотографию голой женщины на стене.
— И у Сельчука сестра тоже такой стала, — добавил он, почти шепотом. — Говорят, в кого-то влюбилась! Твоя тоже от этого?
Я не ответил. По моим нервным жестам он понял, что эта тема мне не нравится.
— А как твой брат?
— С ним вообще все плохо! — ответил я. — Только пьет и толстеет. Плюнувший на все увалень.
— Он тоже коммунист?
Я ответил и, пока говорил, разозлился: «Ему настолько все безразлично, что он не сможет заниматься никакой политикой. Но по правде, с сестрой они понимают друг друга хорошо. Меня же все это не интересует, пусть делают что хотят, но так как одна идейная настолько, что ненавидит деньги, а второй так ленив, что не может даже руку протянуть, чтобы заработать эти деньги, то, что происходит, касается и меня. А дурацкий, старый, странный и мерзкий дом все так и стоит там непонятно зачем».
— А твоя Бабушка и этот, который работал в доме, больше не живут там?
— Живут. Но если бы они жили на одном этаже многоквартирного дома, который можно там построить, то тогда я бы всю зиму не бился с недоразвитыми детками богатеев — где ось гиперболы, какая связь между точкой пересечения гиперболы и коэффициентом R, понимаешь? Я обязательно должен уехать на будущий год в Америку учиться в университете, а как мне деньги найти?
— Ты прав, — ответил он, но, кажется, ему стало немного неудобно.
Мне тоже стало неудобно, так как я испугался, что Ведат решит, будто я не люблю богатых. Мы немного помолчали.
— Ну что, пошли уже на море, — сказал я затем.
— Да, и Джейлян уже, наверное, проснулась.
— Мы ведь не обязаны туда идти.
— Все собираются там.
Он встал с кровати, на которой до сих пор лежал неподвижно; на нем не было ничего, кроме маленьких плавок, у него было хорошо загорелое, ухоженное, аккуратное и красивое тело. Он зевнул, как зевает человек, которого ничто не беспокоит.
— Фунда тоже собиралась идти!
Меня злило тело Ведата. И, кажется, что-то еще.
— Хорошо, пусть.
— Но она ведь спит.
Я сказал: «Так иди разбуди», глядя на обнаженную женщину на стене и стараясь не смотреть не тело Ведата.
— Что, действительно разбудить?
Он ушел будить сестру. Потом вернулся, закурил, жадно затягиваясь, с таким видом, словно у него полно всяческих проблем, без сигареты он не может, и спросил меня:
— Ты все еще не куришь, да?
— Нет.