Дом у озера
Шрифт:
Этот шутливый разговор с двумя посторонними мужчинами в станционном буфете мог бы показаться странным и неловким, однако спасение от неминуемой гибели в некотором роде снимает привычные строгие правила. Беседа шла легко и свободно, и с каждой фразой оба молодых человека все больше нравились Элеонор. Энтони и Говард подшучивали друг над другом, но так благожелательно и располагающе, что она тоже включилась в разговор. Вскоре Элеонор уже высказывала вслух свое мнение, смеялась, кивала, а иногда не соглашалась с такой запальчивостью, что Констанс пришла бы
Они втроем обсудили науку и природу, политику и порядочность, семью и дружбу. Элеонор выяснила, что больше всего на свете Энтони хотел стать хирургом, мечтал об этом с самого детства: его любимая горничная умерла от аппендицита из-за того, что поблизости не оказалось квалифицированного врача. Говард был единственным сыном чрезвычайно богатого графа, который с четвертой женой проводил время на Французской Ривьере, посылая деньги на содержание сына в фонд, которым руководил управляющий из лондонского банка «Ллойдс». Молодые люди познакомились в первый школьный день, когда Энтони одолжил Говарду свою запасную форму, чтобы тому не попало от воспитателя, и с тех пор почти не разлучались.
– Мы, скорее, братья, – пояснил Энтони, тепло улыбнувшись Говарду.
Время летело незаметно, пока во время паузы Говард не сказал Элеонор, слегка нахмурившись:
– Не хочу показаться некомпанейским, но, боюсь, вас уже потеряли.
Элеонор посмотрела на отцовские часы, которые, к неудовольствию матери, носила со дня папиной смерти, и с ужасом поняла, что прошло уже три часа, как она сбежала в лабиринте от родственников. Перед мысленным взором предстал образ разгневанной матери.
– Вполне возможно, – мрачно заметила она.
– Тогда мы отвезем вас домой. Как ты считаешь, Энтони?
– Да, конечно, – пробормотал Энтони, хмуро посмотрел на собственные часы и постучал по циферблату, как будто сомневаясь, что они показывают правильное время. Элеонор показалось, что она услышала в его голосе нотки огорчения. – Страшно эгоистично задерживать вас своей болтовней, когда вам надо бы отдохнуть.
Внезапно Элеонор отчаянно захотелось остаться с ними. С ним. И она принялась возражать: такой чудесный день, она себя прекрасно чувствует и не собирается идти домой, и вообще, она проделала весь этот путь, почти дошла до зоопарка, а тигров так и не увидела! Энтони говорил о ее голове, сотрясении при ударе, но Элеонор настаивала, что чувствует себя прекрасно. Немного кружится голова, особенно если попытаться встать, однако это вполне ожидаемо: в кафе очень жарко, а она ничего не ела и… ой! Ничего, сейчас она немного посидит, отдышится и подождет, пока в глазах прояснится.
Энтони настаивал, Элеонор упрямилась, и все решил Говард. С извиняющейся улыбкой он взял ее за руку, а его друг пошел оплачивать счет.
Элеонор смотрела вслед Энтони. Какой он умный, добрый и явно радуется жизни во всех ее проявлениях! А еще он красивый. Густые песочно-каштановые волосы и загорелая кожа, взгляд, горящий от любопытства и страсти к учению. Возможно, что-то случилось с ее зрением после того, как она
– Правда, он особенный? – спросил Говард.
Элеонор покраснела. Она не думала, что ее восхищение бросается в глаза.
– Он был самым умным в классе и получил больше всех наград по итогам обучения в школе. Сам он об этом никогда не расскажет, потому что до неприличия скромен.
– Неужели? – Элеонор притворилась, что интересуется только из вежливости.
– Он собирается открыть хирургическое отделение для неимущих, когда получит диплом хирурга. Трудно представить, сколько детей обходятся без жизненно необходимых операций из-за нехватки денег.
Молодые люди отвезли Элеонор в Мэйфейр на серебристом «Роллс-Ройсе» Говарда. Дверь открыл дворецкий, но Беатрис, которая из окна своей комнаты увидела, как они подъезжают, сбежала по ступенькам вслед за ним.
– О господи, Элеонор! – взволнованно выдохнула она. – Твоя мама вне себя от ярости!
Заметив Энтони и Говарда, Беатрис тут же взяла себя в руки и кокетливо взмахнула ресницами.
– Здравствуйте.
– Беатрис, позволь мне представить Говарда Манна и Энтони Эдевейна, – с улыбкой произнесла Элеонор. – Мистер Эдевейн спас мне жизнь.
– Ну, тогда вы должны остаться на чай, – не моргнув глазом сказала Беатрис.
Историю спасения рассказали за чаем и лимонным кексом. Констанс сидела, подняв брови и поджав губы. Ее переполняли незаданные вопросы, вроде того, как Элеонор вообще оказалась на Мэрилебон, но Констанс сохранила самообладание и лишь сдержанно поблагодарила Энтони.
– Эдевейн? – спросила она с надеждой. – Вы, случайно, не сын лорда Эдевейна?
– Он самый, – весело ответил Энтони, взяв второй кусок кекса. – Младший из трех.
Улыбка Констанс исчезла. (Позже слышали, как она высказывает Вере: «Третий сын?! Третий сын не должен болтаться по улицам, спасая впечатлительных девиц! Ради всего святого, ему полагается работать в министерстве!»)
Зато для Элеонор сразу все прояснилось. Его легкий, добродушный характер, непостижимое, почти королевское достоинство, с которым он держался, то, как они встретились. Оказывается, он третий сын!
– Вам предназначено стать героем волшебной истории, – сказала она.
Энтони рассмеялся.
– Ну, не знаю, хотя считаю, что мне повезло родиться третьим.
– Неужели? – Голос Констанс на несколько градусов понизил температуру в комнате. – Умоляю, скажите, почему?
– У отца уже есть основной и запасной наследники, и я могу делать то, что мне хочется.
– Чего же вам хочется, мистер Эдевейн?
– Я собираюсь стать врачом.
Элеонор принялась было объяснять, что Энтони учится на хирурга и намерен провести жизнь, помогая бедным, что его много раз награждали за успехи в учебе, однако Констанс, которую не интересовали подобные мелочи, оборвала дочь на полуслове.