Дом у последнего фонаря
Шрифт:
Женщина положила молитвенник обратно на полку, спустила на пол кошку и принялась перелистывать красные тетради, одну за другой. Быть может, найдется еще какой-нибудь любитель подобных вещей? До сих пор Александра осваивала блокноты. К красным тетрадям она обращалась редко. В серые вообще никогда не заглядывала, полагая, что не стоит тратить силы и время на случайных клиентов.
Одна фамилия, замелькавшая на страницах очередной красной тетради, пробудила у нее смутные ассоциации. Буханков. Олег Буханков. У Альбины он приобретал антикварную
– Олег Буханков, ну конечно! – Женщина поднесла тетрадь ближе к свету, убеждаясь, что прочитала имя правильно. – Почему я сразу не вспомнила?!
Кошка протяжно, вопросительно мяукнула. Она так и не привыкла к тому, что хозяйка зачастую говорит и даже спорит сама с собой, как многие одинокие люди. Животное настораживалось всякий раз, когда Александра подавала голос, обращаясь не к ней.
– Понимаешь, Цици, – так художница сокращала звучное имя Цирцея, – это мой сокурсник, вместе учились в Питере, в Репинке. А у меня из головы вон! Он ведь был не москвич, а местный, я и не думала, что Буханков вдруг окажется здесь!
Она отлично помнила Олега, одного из трех парней, учившихся на искусствоведческом отделении, традиционно «девичьем». Тихий, бледный, невероятно худой, с длинными каштановыми волосами, собранными над шеей кожаным шнурком, с всегда опущенным взглядом. Он казался Александре слегка помешанным из-за странной манеры общения. Стоило с ним заговорить, по самому ничтожному поводу, как он мучительно напрягался и по его бескровным губам начинала расползаться виноватая улыбка. Смотрел он куда угодно, но не в лицо собеседнику. Однажды Александра, в ту пору куда более резкая и прямолинейная, чем нынче, спросила его:
– Почему у тебя всегда такой вид, будто ты что-то украл?
Олег онемел и, перестав улыбаться, уставился куда-то в угол.
Больше они не общались. Александра и прежде-то едва обращала внимание на парня. А тут у нее случился роман с молодым скульптором, который вскоре стал ее первым мужем, и она вовсе забыла обо всем на свете.
И вот знакомые имя и фамилия черным по белому значились в красной тетради, ими была испещрена чуть ли не треть страниц. Женщина нашла номер мобильного телефона. Адреса не было, особых пометок рядом с именем не имелось.
Она сама не знала, почему решила позвонить. Говорить им было не о чем, и Александра не принадлежала к числу людей, отыскивающих бывших сокурсников и одноклассников в различных социальных сетях, чтобы похвастаться достижениями и вспомнить былое. Но она слишком остро ощущала свое одиночество этим вечером. Хотелось услышать чей-то голос, пусть ненужный сердцу, давно забытый. И Александра набрала номер.
– Слушаю, – тут же ответил Олег.
– Привет, – теперь настала ее очередь смущаться, – ты меня, конечно, не узнаешь. Я Саша, твоя сокурсница, из Академии художеств.
– Помню тебя, сразу узнал. – Олег говорил быстро, напористо, в его голосе не осталось и
– У нас имеется общая знакомая. – Александра немного приободрилась, поняв, что собеседник не держит на нее обиды. – Альбина Гуляева, ты у нее мебель ампир покупал.
– Альбину помню. Так вы с ней дружите? Она давно не звонила.
– Она в марте умерла.
– Вот как. – Олег даже не пытался изображать горе или сочувствие, и это понравилось художнице. Александра терпеть не могла людей, которые едва сознание не теряют, узнав о смерти чужого им человека. Она считала, что подобные плакальщики, щедро льющие слезы, обесценивают горе тех, кто действительно скорбит по умершему.
– Альбина передала мне дела, теперь я за нее. Так что, если тебе что-нибудь нужно, могу поискать. Кстати, ту мебель, которую ты покупал, тоже в основном я подбирала. Вкусы твои знаю…
– Да я уже обставился, – помедлив, ответил Олег. – В общем…
– Ну, если надумаешь еще что-нибудь приобретать, звони. – Александра не была разочарована, она и не рассчитывала всерьез на какую-то сделку. – Ты ведь в Москве?
– Да, уж лет двенадцать.
– По профессии работаешь?
– По профессии! Насмешила. Так, продаю старье, покупаю, снова продаю… Диплом искусствоведа пригождается исключительно для понта.
– И я тем же самым пробавляюсь, как ты уже понял. Торгую антиквариатом, ну, и реставрирую понемногу, случается.
– А картины пишешь?
– Бросила, – шутливо ответила Александра и засмеялась. – Для любителя я рисую слишком хорошо, для настоящего художника – посредственно. Я решила быть вообще никем.
– Мудрая позиция. – Олег, казалось, что-то обдумывал. – Слушай, а мы могли бы увидеться? Я тут время от времени приобретаю кое-какую ересь, не то чтобы собираю, а так, балуюсь… Показал бы тебе свои сокровища.
– А я с удовольствием взгляну! Никогда не угадаешь, на почве чего люди с ума сходят! Это до того непредсказуемо! У меня есть один знакомый коллекционер, который открыл, что собирателям присущ некий «синдром шимпанзе». Человек вдруг охладевает к коллекции, и она становится для него кучей грязного хлама – все равно как для обезьяны!
– Лыгин?
Александра усомнилась, что расслышала правильно, и переспросила:
– Что? Как ты сказал?
– Это тебе говорил Лыгин? – с непонятной иронией повторил Олег.
– А вы знакомы?!
– Что тут удивительного? Разве такое уж редкое счастье с ним познакомиться? Знакомы, и не один год. Я же говорю, старьем приторговываю, он кое-что у меня покупал.
Александра обескураженно засмеялась:
– Если такой привереда, как Лыгин, «кое-что» у тебя покупал, то ты занимаешься антиквариатом куда серьезнее, чем пытаешься мне представить. И почему я с тобой никогда не сталкивалась?
– Потому что мы, видно, ходим разными дорожками, – туманно ответил мужчина. – Ну, так приедешь в гости?