Дом у янтарной сосны
Шрифт:
– Скажи мне, – продолжила она с набитым ртом, – что ты думаешь о той моей беременности?
Алекс поперхнулся кофе.
– Что, слишком горячий? – спокойно спросила она.
– Кто?
– Кофе.
– Ты зачем пришла, Кира? Я что-то никак не могу понять.
– С Груней повидаться. Как-никак, она ко мне в больницу пришла, супчику принесла. Не то что некоторые.
– Вспомнила, – процедил Алекс сквозь зубы.
– Вспомнила, да. Я и не забывала. Я ничего не забыла, между прочим. И как для меня кровь сдавали, и как друзей приволокли среди ночи в больницу, чтобы мою грешную жизнь спасти. И как еще до этого
– Ты и сама прекрасно все знаешь.
– Нет, не знаю, дорогой мой. И читать чужие мысли не умею. Умела бы – может, и муж бы от меня не ушел. Я тебе не рассказывала, как от меня ушел муж? Еще та история! Ни с того ни с сего, без предупреждений, среди ночи собрал вещички и ушел. Растворился. И только потом я узнала от других, что за краля его переманила. Вот и с последним моим мужчиной та же история. Исчез без единого слова. Это что – мужская политика такая нынче в моде? Исчезать и оставлять женщину гадать, что произошло?
Алекс не знал. Он, конечно, был в курсе, что Кира разошлась с мужем, но не знал, что тот слинял от нее вот так вот, как трус. Получается, и он ушел так же. Может, она и права. Может, стоило хотя бы объяснить, почему он ушел.
– Кира, прости, я не знал о твоем муже...
– Да ладно. Это я пережила. Но повторение истории мне показалось странным. Ты не находишь? Просто стало интересно – дело во мне, со мной что-то не в порядке или мужчины просто не умеют карты на стол выкладывать? Скрытничают, боятся объяснений? Нет, не могу я так плохо о мужчинах думать, тем более о тех, кто мне дорог. Значит, причина во мне. Ужас какой!
Кира говорила так беззаботно, как будто речь шла о впечатлениях от поездки на отдых. Никакой злости или горечи не было в ее словах. Но именно это и проняло Алекса. Именно такая нарочитая веселость открыла ему глаза на то, какую боль на самом деле причинил ей его уход.
– Кира, не думаю, что нам стоит копаться в этом. Я, возможно, был не прав, что ничего тебе не сказал тогда, но я уверен, что ты и сама все прекрасно поняла. Ведь ты же знаешь, что врачи мне обо всем рассказали. Я все понял и решил, что оказался немного лишним в той истории.
– Лишним? Это что-то новенькое и жутко интересное. – Кира сухо засмеялась. – Я-то, дуреха, думала, ты испугался ответственности, испугался потерять свободу, которую мы так ценили в наших отношениях, испугался, что ребенок может нас связать, а ты вообще решил, что ты лишний? Конечно, куда легче свалить всю ответственность на меня одну! Куда легче оставить меня рыдать в подушку, переживать не только о потере ребенка, но и о том, что ты решил слинять в самый тяжелый момент и даже не сказал ни слова на прощанье!
Кира покраснела от возмущения и обиды. Паршивец! Она столько страдала, а он повел себя, как самый безответственный мужик, переспавший с женщиной и наплевавший на «вдруг» получившегося ребенка!
– Извини, я зря пришла. Извини, что побеспокоила, – пробормотала она в ярости и встала из-за
Алекс сидел совершенно белый. Что повергло его в такой ступор, она не знала и уже не хотела знать. Он все сказал. Уж лучше бы она думала то, что думала, чем то, что оказалось на самом деле! Она медленно направилась к двери.
– Что ты сказала? – выдавил он наконец из себя. – Ребенок может нас связать? Нас? Связать?
Она посмотрела на него, как на сумасшедшего. Он, похоже, и вправду не в себе.
– Ты хочешь сказать, это был мой...
Алекс скомкал скатерть на столе, и приборы на ней сдвинулись в его сторону. Это же надо быть таким идиотом! Столько месяцев сходил с ума по одной простой причине – по причине своего дебилизма. Кира замешкалась у порога, губы ее шевелились, словно она повторяла еще раз произнесенные им слова и они медленно доходили до нее, раскрывали глаза на все произошедшее. Она тоже побледнела. Резко развернулась, подошла к нему быстрым шагом и со всего размаху влепила пощечину.
– Вот теперь я все сказала и могу уйти с чистой совестью.
Алекс вышел из ступора и кинулся за ней, с грохотом опрокидывая на ходу стулья.
– Кира, стой! Кира, какой же я дурак, идиот, псих, шизофреник, называй меня как хочешь, Кира, только постой, прости меня!
Он нагнал ее у двери и крепко обнял, не давая сдвинуться с места.
– Пусти! Пусти меня, я видеть тебя не хочу! Как ты только мог...
– Миленькая моя, любимая, говори все, что хочешь, и будешь права. Сто, тысячу раз права! Хочешь, ударь меня еще раз, если тебе от этого станет легче, хочешь?
– Ничего я не хочу! – шипела она, не желая, чтобы Груня стала свидетельницей этой сцены. – Пусти! Я хочу уйти и больше никогда о тебе не слышать! Я убить тебя готова!
– Убей! – с готовностью согласился он. – Убей, только не уходи.
Она продолжала бешено колотить его по груди.
– Я ненавижу тебя, ненавижу!!!
И вдруг обмякла в его руках и зарыдала.
– Ну, не плачь, Кира, лучше прибей меня, только не плачь.
Он неумело утешал ее, не зная, чем может загладить свою чудовищную ошибку. Никакие слова тут не помогут. Он бросил ее в больнице, когда она чуть не умерла, оттого что его, его ребенок вызвал у нее кровотечение! Он мог только отдаленно предположить, что она думала о нем все это время. И после такого сволочного поступка она еще пришла к нему, пришла поговорить, наступив на горло своей гордости, сделала первый шаг, не подозревая, что он не стоит этого.
Кира взяла себя в руки. Попыталась прислушаться к своим чувствам. А их было много, и самых разных. Конечно, на первый план выступили боль и обида. Она во всем винила себя, а оказалось, что он просто-напросто заподозрил ее в измене! Банально и просто, как три копейки. Обидно, что он вообще мог так о ней подумать. Но, с другой стороны, разве она не сделала все, чтобы подчеркнуть свою независимость, отсутствие обязательств? Разве не она вела себя как дура в тот вечер, когда танцевала со всеми подряд, кроме Алекса? Зная о его чувствительности к таким вещам... Разве не она скрыла от него беременность? И что мог подумать бедный парень, услышав в больнице, что она ждала ребенка? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить все воедино и сделать самый что ни на есть неправильный вывод. Так кого теперь винить? И что было бы, не приди она вчера в этот дом?