Дом, в котором совершено преступление

Моравиа Альберто

Из темноты выскочила Джиджола, она, видимо, подстерегала его.

— Ну как, поговорили с папой и с мамой?

— Нет, и прошу тебя ничего им не рассказывать.

— Очень надо! Но только вы должны признать…

— Что именно?

— Что в этом доме единственный человек, которому можно все рассказать, это я.

— Возможно, ты и права.

Лоренцо захлопнул дверцу лифта. Кабина начала опускаться.

Грамотность

 _{Перевод З. Потаповой}

Встреча была назначена на перекрестке, там, где проселочная дорога, окаймленная

бузинными изгородями, отходит от шоссе к предместью.

Джироламо выехал на проселок и поставил машину впритык к изгороди. Все утро шел дождик, а теперь сквозь хмурые лохмотья облаков прорвался ликующий солнечный свет, от которого сверкали все лужи на дороге. Джироламо вынул из кармана свое письмо и снова пробежал его. Читая, он не мог не признаться себе, что поступает как трус, письменно сообщая Анне о своем решении расстаться с ней, вместо того чтобы сказать ей это в лицо. Но он тут же нашел себе оправдание, что всему виною несносный характер девушки.

Дверца автомобиля внезапно распахнулась, и Анна влетела в машину, запыхавшись:

— Ну скорей, давай поехали!

Джироламо включил мотор, и машина двинулась.

Выехав на шоссе, Джироламо влился в поток грузовиков и легковых автомобилей, направлявшихся за город. Ведя машину, он искоса поглядывал на Анну, словно желая утвердиться в своем решении, и ему вновь пришла та же мысль, что и при их первой встрече: изящный овал личика, как у мадонны, но уж никак не кроткие очи; наоборот, их взор всегда омрачен каким-то бессмысленным, беспричинным гневом. В этом сердитом взгляде, однако, сквозило что-то жалкое, и поэтому, смотря на девушку, Джироламо всякий раз ощущал чувство сострадания.

Он вздрогнул от резкого звука ее голоса. Анна спрашивала:

— Где у тебя сигареты?

— В ящичке.

Он увидел, как Анна протянула маленькую руку ("маленькие руки бывают у холериков", — вспомнил он недавно прочитанный трактат по хиромантии) и стала дергать ручку вещевого ящика, который, однако, никак не открывался. Сейчас же покраснев от раздражения, она вскрикнула:

— Да открой мне эту штуку! Разве не видишь, что у меня не получается!

— Нетерпением ничего не возьмешь, — мягко ответил Джироламо, протянув руку и открывая крышку ящичка. — Ты слишком нетерпелива.

Она тут же взорвалась, полная гнева:

— Ах, отстань ты со своими проповедями. Точь-в-точь мой отец. Смотри не вздумай читать мне мораль сегодня, не то…

— Не то что?

— Вот открою дверцу и выброшусь — немедленно, тут же!

— Да что с тобой творится?

— Со мной то, что отец с утра взялся читать мне мораль, и в результате у меня на голове здоровенная шишка.

Джироламо знал, что отец Анны, строительный рабочий, — очень спокойный и рассудительный человек.

— Отец тебя ударил? — изумился он.

— Ну нет, выдумал тоже! Если б он рукам волю дал, я б его убила. Я сама себя ушибла.

— Как же это вышло?

— Довели меня его поучения. Говорил без конца, пока я не взвыла, а потом я как стукнусь головой об стенку. Потрогай, какую шишку набила.

Она оттянула руку Джироламо от руля и приложила к своей голове. Под шапкой густых тонких волос он ощутил нежную и хрупкую девичью головку и подивился, как может она извергать такие бури гнева.

— Да ты прямо сумасшедшая.

— Еще немного — и я выбросилась бы из окошка.

— Неужели

нельзя себя сдержать? Для этого так немного нужно…

— Слушай, я уже тебе сказала: хватит морали, сегодня не тот день.

— Ладно, ладно, только, пожалуйста, успокойся.

Джироламо замолчал и продолжал вести машину в безмолвии. Теперь они уже выехали за черту населенного пункта и ехали по спокойной загородной дороге среди полей. После долгой паузы Джироламо заговорил о посторонних вещах, желая, чтобы Анна успокоилась и приняла письмо со своей отставкой в более благодушном настроении. Он стал рассказывать о лекциях в университете, о профессорах, товарищах. Затем, все еще стремясь перевести беседу на нейтральную почву, он завел речь о книге, которую читал в последнее время; книга эта лежала в машине на сиденье. Анна, по-видимому, теперь совершенно успокоилась и, когда Джироламо упомянул о книге, спросила, какая это книга. Джироламо, довольный этой неожиданной любознательностью, без лишних слов взял книгу с сиденья и бросил Анне на колени. Это была история Италии, заглавие было написано на обложке большими красными буквами.

Повертев книгу в руках, девушка спросила:

— Что тут есть, в этой книге?

— Как что в ней есть?

— Ну, о чем в ней написано?

— Да разве ты не видишь? Это ясно из заглавия.

Анна ничего не ответила; она смотрела на книгу как бы в нерешительности. Джироламо добавил:

— Великолепная история. Действительно интересная.

— Да о чем?

— Ну, ты просто дурочка! Об Италии же!

Внезапно, со своей обычной дикой и необузданной порывистостью, Анна вскипела:

— Не смей, слышишь, не смей мне так отвечать, я тебе сказала, что сегодня неподходящий день. Вот что я с твоей книгой сделаю, смотри!

Яростным жестом она опустила стекло окна и вышвырнула книгу на дорогу.

Скорее изумленный, чем возмущенный, Джироламо остановил машину.

— Что тебя так разбирает? — воскликнул он и, не дожидаясь ответа, вышел, чтобы подобрать книгу.

Здесь, совсем близко от дороги, находился небольшой аэродром с несколькими самолетами, сидящими на взлетной дорожке. Небо вновь заволакивалось тучами. Какие-то зеваки, глазевшие на аэродром сквозь щели в заборе, обернулись и с любопытством посмотрели на Джироламо, бежавшего за книгой. Он нагнулся, чтобы поднять ее; в это время самолет, шедший на посадку, с оглушительным рокотом пронесся над его головой, и в тот же момент у него столь же внезапно мелькнула мысль, что поведение Анны чересчур странное и не может не иметь определенной причины. Но какой? Занятый этой мыслью, Джироламо вернулся к машине, бросил книгу на сиденье и снова уселся рядом с девушкой. Но вместо того, чтобы включить мотор, он остался неподвижным, словно обдумывая что-то.

— Ну, что же мы не едем? — спросила Анна с оттенком раскаяния в голосе. — Ты на меня разозлился? Нужно стерпеться. Я уж такая: меня либо взять, либо бросить.

"Бросить", — хотелось сказать Джироламо. Но он вовремя сдержался.

— Нет, я не разозлился, — ответил он. — Но теперь сделай милость, прочти, пожалуйста, это письмо.

Он вынул письмо из кармана и бросил ей на колени.

Девушка посмотрела на письмо, но не взяла его.

— А что в этом письме?

— Прочти. Я написал его именно потому, что предпочитаю не рассказывать тебе его содержания устно.