Дом в Тополином Лесу
Шрифт:
– Информация точная? – спросил мэр Уиппл.
– Абсолютно, – подтвердил коронер. Стена слегка приглушала его глубокий, низкий голос. – Тело было найдено в ущелье, но все кости целы. На девушке нет ни синяка, ни царапинки, поэтому причина смерти остаётся загадкой.
– И всё же она мертва, – вставил шериф Мозер.
– А что бегуны, которые её нашли? – уточнил мэр Уиппл. – Им что-нибудь известно?
– Это малолетние дети, – сообщил шериф. – Они первым делом вызвали нас. Тело никто из них не трогал. Ясно как божий день: когда они обнаружили потерпевшую, она была уже мертва.
– Славно, – одобрил мэр Уиппл. – Тогда в нашу версию поверят.
– А какова
– Девушка упала с обрыва, это ведь очевидно. Поскользнулась на камнях – они ещё не успели обсохнуть после ливня. Потеряла равновесие, упала и разбилась.
– Уиппл, – строго сказал шериф Мозер, – дело требует расследования.
– Едва ли, – произнёс мэр Уиппл. – Я знаю, кто отнял у неё жизнь.
– Кто?! – хором спросили коронер с шерифом.
– Смерть, – сказал мэр. – Убийца Эсси Хастинг – Смерть. И лишь Смерть знает, почему её жизнь оборвалась раньше срока.
– Но ведь это совершенно не согласуется с… – возмущённо попытался было возразить шериф Мозер.
– Господа, ваша задача – выполнять поручения мэра. Гибель Эсси Хастинг – трагическая случайность. Она упала с обрыва в Гикори-парке, прямо на острые камни. Город будет скорбеть по ней, и я со своей семьёй тоже выкажу соболезнования. А потом жизнь вернётся в привычное русло.
После этих слов повисла тишина. Она была такой долгой и непрерывной, что Гретхен даже испугалась, не упустила ли что-нибудь важное, и плотнее прижала ухо к стакану.
– То есть вы хотите, чтобы мы сообщили всем именно это? – спросил шериф Мозер.
– Да. Потому что именно так всё и было, – процедил мэр Уиппл. – Мы же договорились.
– Конечно-конечно! – вставил коронер своим низким голосом. – Мой отчёт полностью подтвердит вашу версию.
Гретхен кинулась к себе в комнату. Уши горели от слов, которые по-прежнему звенели в голове.
Убийца.
Расследование.
Ни синяка, ни царапинки.
Отчего-то Гретхен почувствовала себя грязной, ей даже захотелось вычистить эти слова у себя из ушей ватными палочками.
Убийца Эсси Хастинг – Смерть. Смерть отнимает жизнь у каждого, это правда, и Гретхен прекрасно это знала. Но по разговору отца с шерифом и коронером у неё создалось впечатление, что речь идёт не об этом. Что на самом деле всё было не так. Но правду они никому не расскажут. Эта тайна так и останется при них.
Что-то тут нечисто. Здесь явно есть какая-то загадка. И отец хочет скрыть её ото всех. Конечно, Гретхен не первенец в семье Уипплов и не станет продолжателем семейного дела. Но то, что её от всего отстранили, не значит, что она не сможет докопаться до правды.
Её отец скрывал важную тайну, и Гретхен решила её раскрыть. Она докажет, что ничем не хуже остальных Уипплов. А значит, нужно любой ценой остаться в Бун-Ридже. Северная Каролина подождёт. Придётся писать поменьше стихов и получать поменьше замечаний – с этим она точно справится.
Гретхен решительно скомкала зелёный листок бумаги и направилась в дом.
6
Ли
Ли завязал фиолетовый бантик на очередной стеклянной банке. Банки с фиолетовыми бантиками хранились на пятой полке, до которой Ли пока не доставал без стремянки. Джудит сидела в приёмной – она ещё не закончила говорить с миссис Дерри, записавшейся на пять часов. Ли вошёл в комнату и, не глядя ни одной из дам в глаза, забрал занозистую стремянку, которую мама прислонила к стеклянному
«Наверное, это страшное воспоминание», – подумал он, проводя пальцем по ребристой крышке банки. Её содержимое было чёрным, как ночь, и густым, как сироп. Воспоминание было ещё свежим и потому хлюпало и пузырилось. Наверняка оно было самым что ни на есть жутким – именно такие и хранились на пятой полке.
Стремянка скрипнула под ногой Ли. Он потянулся и затолкнул банку на нужное место, убедившись, что надпись «Забыть» на этикетке отчётливо видна. Потом слез на пол, смотал остатки ленточки в аккуратный клубок и убрал их вместе со швейными ножницами. Вот и всё – дело сделано.
Прежде чем выключить в кладовке свет, Ли замер и окинул взглядом полки с банками. Удержаться от этого было совершенно невозможно – это было так же естественно, как почесаться, если тебя одолел зуд. Пять полок с воспоминаниями так и приковывали к себе взгляд.
Первая полка, самая нижняя, была заставлена плотнее всего. На ней поблёскивали серебром банки, наполненные всякими Мелочами – досадными неудачами, промашками, сказанными не к месту словами. У горлышка банки были обвязаны голубыми ленточками. На второй полке стояли банки с оранжевыми бантиками, до краёв заполненные тем, что со стороны могло бы показаться лимонадом. В них хранились воспоминания О Людях – вплоть до тембра голоса или оттенка веснушек. На четвёртой полке стояли банки, украшенные зелёными ленточками и наполненные Чистым Счастьем. А над ними, на пятой полке, темнели банки, перевязанные фиолетовыми ленточками – в них были запрятаны Плохие Воспоминания, как в банке миссис Дерри. Но больше всего Ли зачаровывали воспоминания, хранящиеся на третьей полке. Хранились они в банках, украшенных красными бантиками, и являлись, по сути, воспоминаниями О Любви. Цветом и густотой они походили на вишнёвую настойку и бурлили в своих банках, словно их постоянно подогревали на сильном огне.
А ещё банки отличались этикетками. На тех, что были повязаны зелёной ленточкой, виднелась надпись «Помнить». Это были воспоминания, отобранные его мамой на тщательное хранение, чтобы им не повредили ни время, ни болезни. Воспоминания, достойные того, чтобы переживать их ещё и ещё.
Почти на всех банках с синими и фиолетовыми ленточками было написано: «Забыть». Хранящиеся в них воспоминания мама забирала у тех, кто к ней обращался, чтобы помочь им освободиться, и надёжно запечатывала, чтобы эти банки больше никто никогда не открыл. Такие воспоминания были полны боли, печали, смятений. От них стоило бы избавиться.
Но вот воспоминания О Любви и О Людях помечались по-разному. Примерно на половине была этикетка «Забыть», а на половине – «Помнить». Некоторые из воспоминаний были поистине драгоценными – и такие стоило беречь. Некоторые – убийственными, и с ними следовало распрощаться. Только на этих банках Ли иногда приходилось менять этикетки, в случае если пациенты возвращались и умоляли забрать у них память о бывших друзьях, которую они прежде хотели сохранить, или, напротив, просили вернуть им воспоминания о возлюбленных, от которых они когда-то отказались.