Дом яростных крыльев

Вильденштейн Оливия

Я ещё сильнее сжимаю камешек в руке.

— Дама на берегу и есть Бронвен, мама?

Тишина.

— Мама?

Я машу рукой у неё перед лицом, но она уже погрузилась в своё покалеченное сознание.

Вздохнув, я возвращаюсь к полке и кладу камешек рядом с книгой. В течение нескольких минут я неотрывно смотрю на резьбу. Интересно, что означает буква «В»? А точнее — кого? Я нашла этот камешек в кармане одного из маминых платьев, когда моё тело оформилось, и ко мне перешёл её гардероб. Я сказала бабушке, что он теперь принадлежит мне,

чтобы она его не выкинула.

Не то, чтобы бабушке недоставало эмпатии, это было не так; она просто считала, что прошлое может ещё больше навредить маме, и старалась оградить её от него.

Вид камешка расплывается, когда я представляю женщину в тюрбане из Ракса. Может быть, мне стоит отправиться к ней? Мысль о том, чтобы посетить земли смертных одновременно ужасает и манит. Бабушка ни за что не разрешит мне поехать туда, но ведь мне уже двадцать два. Мне не нужно её разрешение. Всё, что мне нужно, это деньги и пропуск на паром, который курсирует между набережной и болотами.

Деньги у меня есть, а вот пропуск достать сложно. Ведь мне нужна весомая причина для посещения Ракокки. Не могу же я сказать стражникам-фейри, выдающим пропуска, что ищу незнакомку по имени Бронвен?

Они сообщат о моём запросе дедушке, который не только будет против, но также проинформирует бабушку о том, что ей необходимо держать свою внучку в узде.

Я замечаю, как в канале мелькает жёлтый хвост змея, и мой пульс заходится, как та пена на воде, которую потревожил змей.

Я могла бы призвать Минимуса, схватить его за рог, и он бы перенёс меня на другой берег. Но что если он унесёт меня в своё логово? Наверное, я могла бы поплыть с ним рядом. Он наверняка никуда от меня не денется. А что если денется? Что если он оставит меня на полпути? Что если меня схватит кто-то из его друзей змеев?

У меня в голове возникает идея получше. И она заставляет мой пульс успокоиться. Я напишу письмо, и попрошу Флору доставить его Бронвен.

Чернилами на маленькой карточке я пишу ей записку, в которой спрашиваю, откуда она знает мою маму и что хочет от меня. Затем я целую маму в щёку, натягиваю шерстяное одеяло на её плечи, покрытые веснушками, и оставляю её смотреть на закат.

Я рано прихожу на работу и предлагаю Флоре помочь подготовить комнаты наверху. Услышав моё предложение, она хмурится, но мать двенадцати детей не отказывается от моей помощи. Ведь так она сможет уйти пораньше домой. И хотя я слышала, что она говорила родителям Сибиллы о том, как рада отвлекаться от своего семейства, мне с трудом верится в то, что она предпочитает работу материнству.

Я жду, пока мы не закончим с третьей комнатой, после чего спрашиваю:

— Флора, ты знаешь женщину по имени Бронвен?

Она шипит, словно я только что плеснула горячим маслом на её кожу.

— Ты её знаешь!

Она резко переводит свои карие глаза на дверной проём.

— Не-а.

— Тогда почему ты зашипела?

Флора сосредоточенно взбивает пуховые подушки.

Я запускаю

руку в карман, чтобы достать записку, но вместо этого достаю медяк.

— Я просто хочу узнать, кто она такая. Вот и всё.

Флора смотрит на то, что я ей предлагаю, и отводит взгляд. Её натруженные пальцы продолжают сворачивать грязное бельё.

— Всё, что будет сейчас сказано, останется внутри этих стен. Клянусь своей смертной жизнью.

Она снова смотрит на мою монету. Я достаю ещё один медяк. Её глаза жадно блестят, и она кивает на свою юбку. Моё сердце громко стучит, когда я опускаю обе монеты в её карман.

— Я те ничо не говорила, если меня спросят, усекла, полукровка?

— Я тебя услышала.

Она смотрит на раскрытую дверь, а затем переводит взгляд опять на меня.

— Как я уже сказала, я её не знаю.

Из-за того, что она говорит тихо и с ракоккинским акцентом, мне приходится следить за движением её губ, чтобы разобрать слова.

— Но я о ней слышала. Поговаривают, что она гадательница.

— Гадалка? Она может предсказывать будущее?

— Ш-ш.

По обыкновению румяное лицо Флоры бледнеет, как бельё, которое она прижимает к своей пышной груди.

— Прости, — бормочу я.

— Слепота даровала ей ясновидение.

Значит, мне не почудился странный блеск в её глазах.

— Её предсказания сбывались?

Щёки Флоры теперь уже окончательно бледнеют.

— Она предсказала, что малой моего кузена потонет в Юлетайд. Мы напеременку смотрели за ним. Боялись, что он провалится под лёд канала. За две минуты до полуночи мы уже праздновали её ошибку, когда нашли его, плавающим лицом вниз в купальне, которую забыли осушить его братья и сёстры.

— О, Боже, мне так жаль, Флора.

— Я те говорю, она ведьма.

Чувство горечи искажает её лицо.

— Держись от неё подальше, Фэллон.

Флора выскакивает из комнаты раньше, чем я успеваю отдать ей свою записку. По пути в зал, я непрестанно прокручиваю у себя в голове полученную информацию.

Я спотыкаюсь, когда мне в голову приходит одна мысль. Я крепко хватаюсь за перила, ритм моего сердца сбивается. Как Бронвен может наблюдать за мной, если она слепая?

Может быть, она видит моё будущее? Может быть, мама имела в виду именно это? Если всё так, то это значит, что родившая меня женщина знает о том, что Бронвен ясновидящая. Но откуда?

Моё настроение портится, так как теперь у меня ещё больше вопросов, чем ответов.

ГЛАВА 6

Я украдкой смотрю в небольшое окно таверны и на людей, которые маршируют за ним. Несмотря на то, что окна не мешало бы помыть, и луна затянута тучами, я могу разглядеть берег Ракокки.

Он пуст.

Ножки стула скрипят по деревянному полу, и я слышу, как шипит фейри, которому — точнее, на которого — я подала вино.

— О, Боже. Простите, пожалуйста, синьор Романо.