Дом забытых кошмаров
Шрифт:
Крикнуть? Что сказать? В горле пересохло, язык распух и не шевелится.
Лаума подняла голову.
– Вы чего? – икнув на первом звуке, пробормотала Смиля.
– Защищаешься? – по-змеиному прошептала Лаума. – Помощника нашла?
– Какого помощника? – Горло дернулось, руки задрожали, захотелось завыть.
– От пары отказалась? – шипела Лаума. – От мира моего отворачиваешься?
Рот она не открывала! Слова вспыхивали в голове болезненным красным цветом. Это делало происходящее не просто страшным, а убивающее страшным. Ни шевельнуться,
– Воевать хочешь?
Смиля замотала головой. Мысленно замотала, сама и на миллиметр двинуться не смогла.
– Будет тебе война. И жертвы будут, – голосом доброй сказочницы вещала Лаума. – Не хочешь уйти, все забыв, значит, умрешь, прихватив свой мир. Еще много кто умрет. Из-за тебя.
Угроза была слишком абстрактная, чтобы увидеть тех самых людей, что должны уйти в небытие. Лаума прищурилась, взвешивая свои шансы на победу, и перешла к приказам.
– Прогони защитника, отдай мне жертву – и все успокоится. Миры перестанут проникать друг в друга. Все будет как раньше. Тихо.
Она выставила ладонь перед Смилей. Гладкая, восковая, без единой морщинки. Не было у Лаумы ни линии будущего, ни жизни, ни судьбы, ни здоровья.
Дышать стало тяжело, в глазах запрыгали перепуганные цветные пятна. Ведьма придвинула ладонь к Смилиному носу, и Чудовище оказалась в Доме.
Мрачная громадина недовольно пыжилась, выплевывая из окон сгустки черноты. Ночь заполняла этажи. Шаг вперед – и тьма набросится, засосет. Ночь не пуста, в ней кто-то находится. Это Ворон, он хочет убить… Напротив него – Скелет! Он готов защищаться. Ну же, не медли! Ворон открыт, он тебя не видит. Бей! Через тьму несется истеричный, разрывающий барабанные перепонки, крик. Ворон что-то бросает. Скелет неловко падает, подминая руку, голова неестественно вывернута, изо рта вытекает кровь. Глаза пустые. Он умер.
Жуткая картина заставила задохнуться. Мертвый! Скелет! По ногам мазнуло знакомым топотком. Отвлекая, путая мысли.
То ли вспомнила, то ли увидела: вихрь носится по ее комнате, сшибает мебель, крушит компьютер, музыкальный центр. Взлетает в воздух кресло, сбивает люстру. Сначала кажется, что крушителей много, десяток, но потом становится заметно, что он один. Двигается с такой скоростью, что одновременно видится во всех углах, с десятком конечностей, множеством голов. Невысокий бородатый старик со злым лицом. Длинные руки, широкие ладони. Стул падает на музыкальный центр, летит по комнате пластик.
Ладонь толкает Смилю в грудь, и она падает, но уже опять в Доме. Пол холодный, в кожу впиваются кусочки битого кирпича.
– А голова на что? – ворчит скрипучий голос. Или Смиле только показалось, что кто-то что-то сказал? – Думать надо!
Смилю с легкой отмашкой прямо по лбу бьет старичок, заросший волосами по самые брови. Тот, что пил чай. Тот, что переселился в лапотке.
Рука у него сухая и горячая. Удар получился звонкий.
– Кладу на тебя печать, – буркает старичок и уверенно топает в темноту. – Не
Но Смиле некогда смотреть на старичка. Она вертится, ей надо видеть Лауму, чтобы ведьма больше не подходила, чтобы не сделала ничего плохого.
Ее нет. Ушла? Наконец-то!
Холод пронзил иголками, заставив неестественно выгнуться, больно удариться спиной об острый бортик кровати. Квартира! Дорогая! Все закончилось? Но нет. Лаума стоит около окна, пытаясь слиться с занавеской. Черная фигура. Зловещая. Вот-вот убьет.
Она делает шаг, раскидывает руки, дико вытаращив глаза. Взгляд вынимает душу. Ветер выстуживает память. Не удержишься, сорвешься, провалишься в бездну.
Лаума подходит вплотную. Она теперь может сделать что угодно, хоть голыми руками задушить.
Но пока она просто стоит. Просто смотрит. И уже кажется, что это призрак, тень подзабытого кошмара.
Бежать!
Одевалась не глядя. Что-то брала, что-то роняла. Дверца шкафа перекошена, открыть невозможно, а там теплый свитер – видно, что на улице ветер, хлещет дождь.
Дождь… вода. Забрела в ванную, натянула халат, туго подпоясалась. Драться! Да! Она будет драться! Она выгонит нечисть! Поганой метлой всех!
Сапоги. Холодно. Улица.
Вперед! Время не ждет! Скоро все решится. В душе азарт, кулаки сжимаются. Ух, как она сейчас со всеми разберется!
Шагала, впечатывая сапоги в лужи. Чавкало под ногами. Ветер гнал в спину, светили фонари.
Дом мокрый, как курица, жалкий. С кем здесь воевать? Старые тополя, дряхлый прудик, запущенный сад с мертвыми деревьями. Покажитесь только! Последние ветки так затрещат.
Улыбалась. Долго, с остервенением. Почувствовала, как заломило мышцы лица. Сжала зубы и еще сильнее оскалилась.
Три раза прошла дозором туда-сюда. Никого.
Только суньтесь.
Никого.
Постояла под тополями. Туго затянутый промокший от дождя пояс врезался под ребра, сапоги натерли ногу. Зашумели деревья, посыпали голову Чудовища сухими листьями.
– Отстаньте! – махнула она над собой, а когда опускала руку, вдруг почувствовала, как за рукав потекла вода, как холодный озноб прошелся по спине.
Где это она?
Каркнула в тополях потревоженная ворона, скрипнуло старое дерево.
Страх закрутился в животе предощущением нехорошего исхода, упал ледяной водой в ноги, сделав их ватными, неподатливыми. Ночь подступила, заглянула в глаза.
«Что ты здесь делаешь, девочка?» – спрашивала она. Чудовище не знала, что на это ответить.
Она плотнее запахнула на себе банный халат и бросилась бежать. Прочь, прочь, прочь. Куда подевался боевой азарт? Кого она собралась побеждать среди ночи в пустом Доме?
Улица Тельмана. Как ярко светится табличка «Тельмана улица, ранее Стрелковая, ранее Герцог-Альбрехталле». Ранее, ранее. Показалось, что она сейчас нырнет в это «ранее», растворится в ночи, исчезнет.
Сунула руку в карман. Сотовый. Откуда?