Дом жёлтых кувшинок
Шрифт:
— Эй, сони! — раздалось за дверью. Это был ее сын, припорошенный снегом, без шапки, с развевающимися на ветру черными волосами. Тоскливый страх в глазах совсем не насторожил мать, а может быть, она ничего не заметила.
— Керк, заходи скорее, — радостно прошептала Руфь. — Ты совсем замерз.
— Здорово, мать, — бодро сказал Керк и нарочито засмеялся.
— Тише, дети спят.
— Спят? В такую рань?
— В такую рань.
Руфь приоткрыла занавески. На улице было еще сумрачно. Молочный туман клубился над занесенной снегом
— Где ты пропадал? — спросила мать, доставая из очага теплую похлебку, стараясь не греметь заслонкой.
— Где был? — удивился Керк. — А где я был?
Он снова рассмеялся.
— Тише, — рассердилась Руфь. — Ты пьян, что ли?
Ей странно было произносить эти слова, а сыну ее, наверно, странно было их слышать: в их роду пьяниц не было.
— Пьян, — усмехнулся Керк и так посмотрел на мать, что ей стало стыдно и больно.
Вчера Керк отправился рыбачить на озеро, взял снасть, бур для высверливания лунок в толстом льду. Ничего этого теперь с ним не было. Не было и улова. Керк пришел возбужденным, бледным и испуганным. Испуг свой он и пытался скрыть под маской удали.
Руфь почувствовала, что Керк хочет рассказать ей что-то, но не может решиться. Она и сама стала вдруг бояться неизвестно чего. Когда, как ей показалось, Керк собрался с духом, она опередила его.
— Ты должен поесть.
Поставила на стол закопченный горшок с похлебкой, положила ломоть хлеба и половинку луковицы. По той поспешности, с которой Керк снял крышку с посудины, она поняла, что он голоден. Но увидев, что находится в горшке, Керк закрыл крышку и брезгливо отодвинул его.
— Что? — удивилась Руфь.
— Это уха, — сказал Керк, взял хлеб и, откусив большой кусок, принялся жевать.
— Ты же любил уху.
— Теперь не люблю, — буркнул Керк.
Стуча босыми пятками по полу, прибежал Лий, за ним Тельма. Увидев отца, они хотели броситься ему на шею, но нечто незнакомое в его облике удержало их. Дети замерли в нерешительности: от отца веяло холодом.
— Папа, ты откуда? — спросил Лий, настороженно блестя глазами.
Керк не ответил, глядя на своих детей так, словно видел их впервые. Его лицо выразило сильную боль.
— У тебя зубки болят? — с интересом и сочувствие спросила Тельма.
— Нет, — проговорил Керк.
У него болела душа. Разве расскажешь об этом ребенку?
— Наденьте валенки, — приказала Руфь. Пол в их домике был холодный, особенно по утрам. Она протянула детям две пары валенок, когда-то сделанных их отцом.
Короткий зимний день умирал. За окном сгущались сумерки. Керк, нахохлившись, сидел в темном углу, довольно далеко от огня. Дети беззаботно играли на полу в свои незамысловатые игрушки: тряпичную куклу и грубо вырезанных из дерева солдатиков. Казалось, что в этой семье воцарился покой.
Но это было далеко от истины — у Руфи
— Он вернулся, — сказал вдруг Керк глухим голосом, равнодушно глядя в окно.
Руфь вздрогнула:
— Я подозревала…
Керн удивленно вскинул брови и пристально посмотрел на мать, но она больше ничего не сказала.
— Я видел Алисию!
— Значит, Мисош поработил ее волю?
— Не знаю, знаю лишь, что она теперь Хранитель.
— Значит, поработил.
Руфь прекрасно знала, как сильно Керк любил свою жену Алисию, бесследно пропавшую несколько месяцев назад. Он страдал, не находил себе места и — Руфь была уверена — не забывал ее ни на секунду. Что он не готов был сделать ради воссоединения с ней?
— Я должен уйти.
Старой Руфи его решимость не понравилась. Бросить свою мать, бросить детей… Значит, Керк не сумел противиться злу, он поддался чужой воле. Любовь к Алисии победила в нем остальные чувства.
— Алисии больше нет, и ты это знаешь, — жестко сказала Руфь, глядя сыну прямо в глаза. — Та, которую ты видел вчера, не Алисия, а подсадная утка!
Лицо Керка исказила гримаса боли.
— Не смей, — тихо попросил он, сжимая кулаки. Руфь поняла, что спорить с ним сейчас нельзя, даже опасно.
Замолчали. Вдруг глаза Руфи наполнились слезами. Это поразило Керка. Он поверить не мог, что его мать плачет. Она одна вырастила его в дикой глуши, добывая еду охотой на мелкую дичь, обувала, одевала, и, вероятно, у нее просто не оставалось времени на слезы.
— Не надо, — голос Керка стал тонким, как нить.
— Может быть, есть путь назад? — спросила Руфь, утирая глаза.
Керк помолчал, потом медленно расстегнул ворот рубахи. Чуть выше ключиц у него вибрировали тонкие розовые перегородки. Жабры?
— Но это не главное. Главное — здесь! — Керк показал пальцем себе на лоб. — Ты ничего не знаешь. Скоро, очень скоро я перестану любить тебя, перестану любить детей. Я забуду вас, более того, стану опасным для вас. А я был человеком, я многое помню, но пути назад нет… я должен уйти, мать, — он говорил с надрывом, последнюю же фразу произнес тихо и как будто с сомнением.
— Да, уйти, — повторил Керк и тяжело опустился на стул. Руфь подошла и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул, но не отстранился.
— Почему я раньше не увел вас отсюда? После того, как пропала Алисия, я должен был уйти с вами, но не смог. Память о ней не позволила мне сделать этого и теперь поздно.
— Нет, не поздно.
Керк замер на секунду, потом легонько отстранил мать и поднялся. В дом вбежали, громко смеясь, Лий и Тельма. Керк посмотрел на них, словно не понимая, откуда они и зачем. Целый день он словно ждал кого-то — только не Лия и Тельму.