Дома костей
Шрифт:
– Эти места – они… Словом, древесина здесь стоит целое состояние. Если кантрев сможет прислать рабочих, окрестные деревни озолотятся. Расцветут ремесла. Округа станет средоточием торговли, а не никому не известным захолустьем. Если бы люди могли заходить так далеко, они давным-давно обжили бы эти места.
– Считаешь, что мы слишком уж легко сюда добрались?
– Да, – ответил он. – И это значит, что, скорее всего, впереди поджидают чудовища.
– Это радует.
Ей вспомнились рассказы о том, как преследуют путников гончие с глазами, горящими багровым огнем, о чудовищном
– Мы будем осторожны, – заключила она.
Тем вечером они поужинали вяленым мясом – оба слишком устали, чтобы искать свежую еду. Рин заварила чай из сосновых иголок и расхохоталась, когда Эллис скривился, попробовав его.
– По-моему, для этого напитка нужна привычка, Адерин, – высказался он.
– Рин, – поправила она.
Он вскинул на нее внимательный взгляд.
– Хватит уже этих глупостей – «Адерин, Адерин», – заявила она. – Ты видел меня всю в грязи и без блузы, значит, заслужил право обращаться ко мне запросто. И потом, я вздрагиваю каждый раз, когда ты так меня называешь. Обычно полным именем меня зовут, только если хотят отчитать.
– Рин, – повторил Эллис и оглянулся через плечо, всматриваясь в лесные заросли. – Как думаешь, коза костей нас догонит?
– Конечно, догонит. Она ведь не позволила смерти разлучить ее с нами. Она нас найдет.
«Если мы выживем, – подумалось Эллису, – наверное, барды будут слагать о нас баллады. „Могильщица, картограф и мертвая коза“».
– Глаза… – забормотал он. – Слеза. Гроза.
Он почувствовал на себе взгляд Рин.
– Ладно, выкладывай. О чем ты? – спросила она.
Он повернулся к ней:
– А?.. М-м… просто задумался, прославимся ли мы, если сумеем положить конец проклятию. И удостоится ли славы и отдельной строфы коза костей, если барды решат увековечить нашу историю.
От удивленного смеха она закашлялась и зажала ладонью рот.
– Вечно ты говоришь не то, чего я жду.
Эллис пожал плечами.
– Это даже хорошо, – продолжала она, сверкнув усмешкой, от которой у него екнуло в животе, и добавила: – Не сыщешь верней козы из костей, коль ее, как героев, воспеть…
Эллис подхватил:
– Им должно повезти, чтоб за время пути коза не успела истлеть.
Рин пыталась сдержать смех, но он прорвался наружу сдавленным фырканьем. И это, в свою очередь, рассмешило Эллиса. Бывает смех, который завладевает человеком целиком и полностью и не утихает, пока не сведет живот и не начнет жечь легкие. Плечо напомнило о себе уколом боли, Эллис прижал ладонь к ключице. Боль усилилась, отняв у него остатки веселья.
Его запасы ивовой коры иссякли, и эта мысль окатила его словно ледяной водой. Теперь ему нечем приглушать боль. Вдавливая пальцы в сведенную мышцу, он вымученно улыбнулся.
– Как бы неприятно ни было ложиться на холодную и твердую землю, нам следует попытаться вздремнуть.
Рин подняла бровь:
–
Он заставил себя лечь на правый бок. Плащ натянулся, врезаясь в тело, и он раздраженно дернул его из-под себя.
– Я всегда спал плохо, – признался он. – Кухарка, пожилая женщина, которая помогала растить меня, не даст соврать. Когда я только появился в Каэр-Аберхене, она часто рассказывала мне на ночь сказки. К сожалению для нее, из-за этого и ей не удавалось поспать.
– Там, откуда я родом, – сказала Рин, – людям не по карману полуночничать. Свечи слишком дороги, масляные фонари тоже. Стемнело – ложись спать.
– Словом, – заключил он, – тебе придется простить мне странные привычки.
Она свернулась на боку, подложив под голову сложенную рубашку.
– Ну ладно, тогда расскажи мне сказку.
Он поднял бровь.
– Я же тебе уже рассказывала, – напомнила она. – Про дома костей и так далее. Значит, теперь твоя очередь.
Он задумался.
– Хорошо. – Он устроился поудобнее, глаза затуманились. – Ты слышала историю о княжеской гончей?
– Нет.
– Жил-был однажды князь. Он любил охотиться и держал для этого несколько гончих. Лучшая из них была беззаветно преданной и такой ласковой и внимательной, что однажды князь доверил ей охранять своего новорожденного младенца, а сам уехал.
Вернувшись, князь увидел, что колыбель опрокинута. Он стал звать гончую, и она послушно подошла. Князь увидел, что морда у нее в крови, и его сердце запылало яростью. Он обрушил на собаку мощный удар, от которого она испустила дух. А через мгновение князь услышал плач ребенка и нашел его за опрокинутой колыбелью. Рядом валялся еще теплый труп волка.
Князь заплакал от радости и горя и похоронил собаку на деревенской площади. На камне он велел выгравировать надпись, чтобы все знали о подвиге княжеской гончей.
Эллис умолк, слышалось только потрескивание дров в костре и шорох капель в листьях.
Потом Рин выговорила:
– Ужасная история.
– Да, – согласился он.
– Отвратительная. И кухарка рассказывала ее тебе, когда ты был маленьким?
– Рассказывала. – В голосе Эллиса послышалась нежность. – А о чем рассказывали тебе родители?
– О чудовищах, – не раздумывая, выпалила она. – О драконах. Пука. О великих битвах.
– А это лучше?
– Да, – подтвердила она. – Я выросла, привыкнув считать, что чудовищ можно убить.
– А-а, – отозвался он. – А я вырос с мыслью, что люди и есть чудовища.
Глава 22
Рин снилась сырая земля.
Она тонула в ней.
Земля набивалась в нос и рот, и она не находила достаточной опоры для рук, чтобы сесть. Ее как будто закопали так глубоко, что разрыть руками землю и камни не удавалось. Внутри вскипела паника, угрожая выплеснуться вместе с визгом, хоть она и знала, что толку от этого мало. Ее похоронили далеко от деревни и от кладбища. Она совсем одна, и…