Дома страха и лжи. Комплект из 3 книг
Шрифт:
Ты замужем за человеком по имени Конрад Бетанкур. Детей у вас нет. И ты не живешь в Чикаго, кстати. Твой дом в Грейс-Виллидж, в деревне к западу от города. И по соседству со мной, ведь я живу в Грейс-Парк.
Что ж, добро пожаловать домой, Лорен.
Дыши глубже, Саймон. Прибегни к языковым играм. Делай что-нибудь. Дыши.
Почему «кейс» – это и «чемодан», и «случай»?
Еще вдох.
По какому неписаному, но нерушимому правилу мы всегда ставим размер впереди материала? Почему «большая мраморная статуя» лучше, чем «мраморная большая статуя»? И почему «черное маленькое платье» и «маленькое черное платье» – не одно и то же?
Почему
Почему нельзя сказать «старая невысокая милая дама»?
Глубокий вдох.
Воспоминания возвращаются, накатывают как волны. Но не уходят, а остаются внутри меня, сгущаясь и разрастаясь, как опухоль, которая отравляет кровь. Я должен остановиться. Должен забыть, что видел тебя. Ты давно в прошлом. Вот и оставайся там, в зеркале заднего вида моей жизни. Мне уже лучше. Я знаю, что лучше. Вики говорит, что лучше. Я не могу вернуться туда. Все хорошо, все в порядке.
Я знаю, что сделаю. Отправлю тебя назад, в прошлое. Я отправлю тебя в прошлое, Лорен. Ты – вчерашняя новость, Лорен, заявляю тебе это со всей ответственностью. Ты – новость девятнадцатилетней давности.
Вот так-то. Теперь я возьму и забуду, что видел тебя.
3. Семь недель спустя. Июль
ПОНЕДЕЛЬНИК, 4 ИЮЛЯ 2022 ГОДА
– О… боже… мой, – прошептал я. Хотя впервые за многие годы я пришел сегодня в клуб именно потому, что надеялся – ты тоже будешь здесь, на празднике Четвертого июля [10] . Хотя я не перестаю думать о тебе с того майского дня – какого «того дня», хватит обманывать себя, это было в пятницу, 13 мая, в 14.04 – когда ты прошла передо мной на Мичиган-авеню. Хотя я уже не раз пытался подстроить «случайную» встречу с тобой. И даже, как школьник, репетировал перед зеркалом, что я скажу тебе, когда мы окажемся лицом к лицу.
10
День независимости США.
И все же, когда я смотрел на тебя, Лорен, как ты стоишь в патио клуба, на краю поля для гольфа, меня охватило такое ощущение чистоты, свежести и порядка, как будто я увидел тебя впервые.
Я развел руки ладонями вверх, как будто только что наколдовал тебя сам. Колдовство – вот подходящее для моего ощущения слово.
– Это… ты.
Ты была в белом летнем платье с открытыми плечами. Загорелая. И снова в тех очках, как у Одри Хэпберн. Волосы забраны назад. С тобой были друзья, вы весело смеялись, но тут ты, должно быть, поймала периферийным зрением какое-то движение сбоку и повернулась. Мне хочется думать, это случилось потому, что боги улыбнулись нам и послали волшебное озарение, которое и заставило тебя повернуть голову.
– Это же ты, – ответила ты тогда на мое приветствие, снимая очки и щурясь от солнца. Мне показалось, что ты совсем не удивилась. – Саймон, – добавила ты так, словно тебе нравилось выговаривать мое имя.
Ты отошла от своей компании, в которой, как я успел заметить, не хватало твоего мужа Конрада. Я сразу оценил твой жест – значит, в твоих глазах наша первая встреча, по крайней мере первая за девятнадцать лет, заслуживала некоторой приватности, хотя нас и окружали человек двести – люди, которые собрались в клуб на праздничное барбекю с фейерверками в честь празднования Четвертого июля.
–
– Ой, я же вернулась в город, – сказала ты. – Вернее, в деревню.
– Ты живешь в Грейс-Виллидж?
– Ну да. Я замужем, живу здесь уже несколько лет… А ты по-прежнему в Грейс-Парк?
– В том же доме.
Ты кивнула:
– У меня была такая мысль. Я думала, что мы встретимся как-нибудь здесь, в клубе. Твоя семья ведь была среди его членов. Я… даже хотела тебе позвонить, разбить лед и все такое…
Я махнул рукой:
– Не беспокойся. Это было… давно.
Мне показалось, что ты испытала облегчение от этих слов. Настоящее облегчение, как будто с тебя сняли тяжелый груз, и ты улыбнулась мне с благодарностью.
Я думал, что буду волноваться. Я столько раз подробно продумывал разговор, что был уверен – я буду заикаться, мямлить, обливаться потом и не знать, куда девать руки. Но едва я увидел тебя, вся нервозность прошла; правда, вместе с ней исчезли слова, которые я сочинял… Просто мы с тобой опять были вместе.
– Ты женат? – спросила ты, увидев золотой ободок кольца у меня на пальце.
– Почти десять лет. Ее зовут Вики.
– Она тоже здесь?
Нет. Вики здесь не было. Загородный клуб для снобов – последнее место, где Вики хотела бы появиться, даже в гробу.
– Она не смогла прийти. – Наверное, я не сумел сохранить непроницаемое выражение, потому что твое лицо тоже изменилось, как будто ты поняла, что нечаянно задела больное место.
Девятнадцать лет назад, Лорен, ты была красоткой; теперь стала прекрасной женщиной. Ты повзрослела, обрела мудрость, зрелость. Горячая двадцатилетняя помощница юриста, метеором мелькнувшая на небосклоне юридической фирмы моего отца, исчезла; ее место заняла искушенная, уверенная в себе женщина, для которой прожитые годы не прошли даром – она знала цену себе и своему положению.
Меня беспокоило, что я не рассказал тебе о том, как видел тебя на Мичиган-авеню в мае, не открыл, что единственной причиной, почему я сам заявился на этот глупый праздник в «Грейс кантри клаб», была надежда встретить тебя – ведь я заглянул в список членов клуба и увидел там тебя и твоего мужа Конрада. Так что мое «удивление» при встрече с тобой было не вполне искренним. Меня беспокоило, что нечто новое и, возможно, серьезное между нами начинается с фальши.
И тогда я сказал себе: «О’кей, одна безобидная маленькая ложь в самом начале, и все. Больше я никогда не буду лгать тебе, Лорен».
По дороге домой я заехал в магазин и купил эту спиральную тетрадь – самую обыкновенную, в зеленой обложке. (Зеленый – это ведь цвет свежести и новизны, так, кажется.) Лорен, если б ты знала, как давно я уже не вел дневник, как давно… Я перестал записывать свои мысли. Может быть, потому, что мне больше нечего было сказать. Конечно, у меня есть блог о юриспруденции, и я пишу статьи о юриспруденции, и со студентами я говорю о юриспруденции, и вообще юриспруденция уже давно вошла в мою плоть и кровь, стала воздухом, которым я дышу, моим хлебом насущным. Да и о чем еще мне говорить? О жене, которая меня не любит? О браке, который зачерствел без любви? О своих персональных достижениях?