Домашняя готика
Шрифт:
– Джин, как вы думаете, кто мог написать этот дневник, раз это была не ваша дочь? – спросил Сэм.
– Видимо, тот, кто ее убил. Не могу поверить, что мне приходится вам об этом говорить. Неужели до вас еще не дошло? Он заставил ее написать дневник, перед тем как убить. И дневник, и предсмертную записку. Заставил ее написать дневник, из-за которого полиция поверила бы, что она способна на все эти жуткие поступки. Но она этого не совершала! И именно этим объясняются столь явные ошибки – Джерри давала понять, что она пишет
Вот такое Чарли показалось маловероятным. Если бы Джеральдин хотела намекнуть мужу и матери, что пишет дневник не по своей воле, стала бы она придумывать такие мелкие неточности, как расположение ночника? Стала бы писать, что бабушка купила Люси диск с «Энни», хотя Джин этого не делала? Марк даже не представлял, какой там у Люси ночник. Откуда ему знать, кто купил «Энни»? Нет, вряд ли. Если бы Джеральдин хотела убедить родных, что это не ее дневник, она скорее исказила бы детали, касающиеся работы мужа.
– Джин, мне нужно спросить вас еще кое о чем, – сказал Сэм. – Вы слышали когда-нибудь имя Эми Оливар?
– Да. Это подружка Люси, одна из двух ее лучших подружек. Конечно, я слышала об Эми.
– Когда Люси последний раз с ней общалась?
– Еще до того, как Эми ушла из школы. В прошлом году. В начале лета семья Эми переехала.
– Вы знаете куда? Джин покачала головой.
– Честно говоря, после их переезда я вздохнула с облегчением. И я, и Джерри. Эми была… ну, немножко ненадежной. Непостоянной. Часто расстраивала Люси. Они много ссорились, и заканчивалось все криками и плачем Эми.
– А из-за чего они ссорились?
– Видите ли, Люси… Люси была очень дотошной. Она понимала разницу между правдой и ложью.
– Вы хотите сказать, Эми лгала? – уточнил Пруст.
– Если верить Джерри, постоянно. А Люси, девочка моя ненаглядная, терпеть не могла вранье и старалась образумить Эми. Тогда и случались ссоры. Эми, судя по всему, жила в каком-то воображаемом мире. Никакого чувства собственного достоинства. Знаете, как непросто быть робкой серенькой мышкой в мире агрессивных нынешних детей.
– А как вписывалась в их отношения Уна О’Хара? – спросил Сэм.
Пруст тихо фыркнул. Очевидно, сложные взаимоотношения учениц начальной школы Снеговика не слишком интересовали.
– Эми и тут себя проявила. – Джин поджала губы. – Она хотела, чтобы Уна была ее лучшей подругой, а не Люси. Всячески старалась от Люси избавиться, делилась с Уной секретами и заставляла ее пообещать ничего не рассказывать Люси.
– Какими секретами? – спросил Сэм.
– Да обычные глупости, какие там секреты. Просто хотела, чтобы Люси почувствовала себя брошенной. Шептала Уне что-нибудь вроде: «Мой любимый цвет – розовый, не говори Люси». Иногда она представляла себя принцессой. Она была принцессой, а ее мать – королевой. Джерри говорила… – Голос Джин дрогнул.
– Продолжайте, пожалуйста, –
– Джерри говорила, что Эми как будто… мстила Люси, которая видела ее насквозь и не давала ей выдумывать всякие дурацкие истории.
– Джеральдин была счастлива в браке? – нетерпеливо встрял Пруст, показывая разницу между правильным вопросом и бессмысленным. – Марк с ней хорошо обращался? Они любили друг друга?
– Почему бы вам не спросить Марка? – предложила Джин. – Даже не пытайтесь выставить его виноватым. Он чудесный человек, и он боготворил Джерри. Никогда не повышал на нее голоса – ни разу за все годы, что они были вместе. Вы пытаетесь отыскать в нем несуществующие недостатки, потому что вам нужен козел отпущения.
– Перейдем к перчаткам. – Сэм не стал реагировать на колкость. – Джин, расскажите инспектору Прусту…
– Сами расскажите. Зачем мне повторять?
– Я хочу услышать это от вас! – рявкнул Пруст, и маленькая женщина сжалась в кресле.
«Бедняжка, – подумала Чарли сочувственно, это нам не привыкать».
– У Джерри была пара желтых резиновых перчаток, в ящике под раковиной, чтобы мыть посуду, которую нельзя мыть в посудомоечной машине. Я ей говорила, не надо покупать посуду, которую… – Джин резко оборвала себя. – Перчаток на месте нет. Я хотела вымыть окна, а перчаток не нашла. Марк о них даже не знал, так что он их не трогал. Они всегда лежали под раковиной.
– А не могла Джерри выбросить? – спросил Сэм.
– Нет. Они были почти новые. Обычно она пользовалась одной парой не меньше года. Убийца надел их, чтобы не оставить отпечатков пальцев. И это не мое разыгравшееся воображение, уж поверьте. Какие тут еще могут быть объяснения? А?
Сэм смотрел на Пруста. Все молчали. Яростный и требовательный взгляд Джин Ормондройд остановился на Чарли. Интересно, понимает ли она, подумала Чарли, что ответ, пусть и правдивый, может оказаться хуже незнания.
Вторник, 9 августа 2007
Я не помню, как заснула, но, видимо, все же это произошло, потому что теперь я проснулась. Проснулась в незнакомой комнате, длинной и узкой, с низким потолком. Комнату я не узнаю и, по-моему, впервые в жизни не понимаю, где нахожусь. Одежда в беспорядке, как будто меня выжимали или прыгали через меня, как через скакалку. Кожа на ощупь липкая, спина и ноги сзади мокрые. Я вытягиваю руки, ощупываю поверхность под собой – ткань, плотная махровая ткань. Пытаюсь сесть, осмотреться, но голова гудит. Любое движение вызывает жуткую боль в шее и спине. Осторожно, как стеклянную, опускаю голову, закрываю глаза, чтобы хоть как-то скрыться от слепящего света лампы под потолком. Всего за несколько мгновений свет загоняет мой несчастный мозг куда-то в район переносицы.