Домик на Юге
Шрифт:
Люська той ночью поняла – это все потому, что она приживалка. Утром в школе, когда ее одноклассница пересказывала рассказ – без эмоций, лишь бы отбубнить, – Люська смотрела на нее презрительно. Куда ей? Она же не понимает, как нужно пересказывать. Не чувствует. Не знает, каково это. С тех пор девочка стала неуправляема. Она замечала только плохое – и дома, и в школе. Особенно дома. И лелеяла это плохое, накапливая, запоминая до мелочей.
Тетя Тамара попросила погладить белье. Люська посмотрела на тетку с ненавистью. Дядя Женя попросил
Люська сначала злилась на подружку – как она не понимает таких вещей? А потом стала смотреть на нее свысока – с чего ей понимать? Она-то не приживалка. Своих детей по-другому шлепают. Люська как однажды примерила этот взгляд, так с ним и ходила, доводя до истерики тетю Тамару и чуть ли не до запоя дядю Женю. Мол, что вы понимаете в этой жизни? Мне бы ваши проблемы, ваши заботы. Вы не страдаете так, как я.
Когда Люська подросла, то стала задавать вопросы: а где моя мама, почему я живу у вас, когда вы меня взяли? Тетя Тамара пыталась рассказывать так, чтобы не ранить девочку, но Люську это только раздражало.
– Люсенька, так получилось, – говорила тетя Тамара. – Твоя мама живет в другом городе. А мы тебя как увидели, так сразу полюбили.
Люська от этих сюсюканий морщилась. Сказали бы как есть. Все равно же ничего не изменишь. Она хотела только понять почему.
А в остальном девочка была реалисткой.
Когда умерла их соседка по площадке, Люська только кивнула – умерла и умерла. Тетя Тамара плакала на кухне, бегала по подъезду с опухшими глазами и пила валокордин. Люська должна была помочь тетке с организацией поминок – порезать овощи на салаты, сбегать в магазин, накрыть на стол.
– Почему я должна это делать? – пробурчала девочка.
– Люся, баба Надя с тобой маленькой сидела, она же всю жизнь… с нами… под боком… – всхлипывая, проговорила тетя Тамара. – Никогда не откажет… варенье приносила…
– Ну и что? Ее кто-то просил варенье приносить? – удивилась Люська.
– Люся, она же тебе как бабушка была, – вытирая глаза давно мокрым платком, сказала тетя Тамара.
– «Как» не считается. Она была мне не бабушкой, а соседкой. И ей все равно делать было нечего, вот и сидела со мной и варенье варила, – резко ответила Люся.
– Люсенька, разве так можно? – Тетя Тамара искренне не понимала, почему девочка такая злая.
– А что, разве не так? – закричала Люська. – Зачем эти салаты? Зачем все это? Баба Надя уже умерла. Ей уже все равно. Для кого все это? Для соседей? Кому это надо?
– Люсенька, так положено. Надо помянуть, –
– Теть Тамар, ты говоришь ерунду. Это все сказки. Я в это не верю.
– Имей совесть, помоги тете и хватит спорить, – не выдержал дядя Женя.
Люська вскинула обиженно голову и принялась кромсать вареную свеклу. Тетя Тамара плакала.
Когда Галку прямо из школы увезли в больницу с аппендицитом, весь класс пошел ее проведать, скинувшись на яблоки. Все пошли, кроме Люськи.
– А ты почему не пошла? – спросила тетя Тамара.
– Зачем? – удивилась Люська.
– Она же твоя близкая подружка!
– И что? Аппендицит ей вырезали. Через неделю увидимся.
– Но ведь надо поддержать… поговорить… успокоить… – начала мямлить тетя Тамара.
– Ага, и свой аппендикс ей отдать, – хохотнула Люська. – Там и без меня полно народу. Как бараны все – сказали идти, они и пошли.
Тетя Тамара поджала губы и не ответила.
Когда их кошка родила, тетя Тамара отправила Люську раздать котят «в добрые руки». Котята сидели в большой картонной коробке. Люська, чтобы было не скучно, позвала с собой Галку. Они дошли до рынка и встали около входа. Двух котят – красивых и шустрых – забрали быстро. А еще двоих забирать не хотели.
– Может, их выбросить? – предложила замерзшая Люська, которой хотелось домой.
– Ты что? – испугалась Галка. – Они же маленькие, умрут от холода.
– Этот и так умрет. Вон какой страшный. – Люська показала на одного котенка.
– Тем более его надо отдать. О нем будут заботиться, и он вырастет.
– А давай попросим алкаша какого-нибудь. Он их утопит, – не успокаивалась Люська.
– Нет, – решительно сказала добрая Галка. – Ты иди, а я с ними постою. Не уйду, пока всех не заберут.
– А помнишь, мы по истории читали, что в древности слабых детей со скалы сбрасывали? И ничего. А тут котята. Ничего ж не будет.
– Нельзя так. Они живые!
– Ну и стой, если тебе так нравится. А я пойду.
Галка вернулась поздно вечером.
– Отдала, – выдохнула она.
Люська только пожала плечами.
Так же равнодушно она относилась и к тете Тамаре с дядей Женей. Тетка часто плакала на кухне. Люська, идя в ванную, это видела. Ну плачет – и что дальше? Поплачет и перестанет. Дядя Женя не плакал, а иногда подолгу сидел на кухне и рассматривал стоящую перед ним рюмку водки. Ну выпьет – и пойдет спать. Люська не вникала, что там у них произошло. Она всегда говорила не «у нас», а «у них». Она отдельно, а тетка с дядей – отдельно.
Девочке было четырнадцать, когда она возненавидела все, что ее окружало. И прежде всего – тетю Тамару с дядей Женей. Следом за ними в списке ненависти значились квартира, школа, город, жизнь… Раз и навсегда Люська решила, что во всех ее бедах виноваты тетя Тамара и дядя Женя. Они сломали ей жизнь. Они лишили ее будущего. Они – враги. Ведь если бы они ее не забрали, то она жила бы в другом городе, в Москве, ходила в другую школу и жила другой жизнью. А из-за них она… Так не должно было быть!