Домик на Юге
Шрифт:
– Спасибо, до свидания, – сказала Люся и побрела к остановке автобуса.
Как только села в поезд, так сразу же уснула.
Раньше, когда Люська была маленькой и не могла принять решение или ей казалось, что тетя Тамара не права, она ложилась на кровать, закрывала глаза и спрашивала: «Мама, что мне делать?» Решение всегда находилось. Люська часто обращалась к матери, разговаривала с ней, рассказывала о своих тревогах, проблемах и переживаниях. Теперь ей не к кому было обращаться. Люська вытащила еще один кубик из своей пирамиды. Она разрушила придуманную ею же легенду, в которую почти поверила.
– Может, зря ты так
Елизавета Ивановна не собиралась рассказывать мужу о приезде Люси, как не рассказывала ему о телефонных звонках Тамары и Жени. Но он сам догадался – Елизавета Ивановна места себе не находила. Все думала, правильно ли сделала, что дала денег, и не превратит ли Люся ее в «дойную корову»? Она пересказала мужу сокращенную версию – Люся приехала, попросила денег и уехала. Но Илья Петрович жену знал слишком хорошо – она могла и выставить девочку за дверь.
– Ты спросила, ей есть где остановиться?
– Не спросила. Раз она не просилась пожить, значит, все в порядке.
Илья Петрович в принципе был не против внучки. Но жена была ему дороже. А Елизавета Ивановна дочь не любила и совершенно не собиралась любить внучку, рожденную неизвестно от кого.
В молодости Елизавета Ивановна вообще не собиралась иметь детей, она хотела жить для себя. Нормальное желание. У Ильи Петровича была дочь от первого брака, ему ее было достаточно, что совершенно устраивало Елизавету Ивановну. Но когда девочке было двадцать, ее нашли в машине в гараже отца. Смерть наступила в результате отравления выхлопными газами, в крови было больше спирта, чем эритроцитов. Для Ильи Петровича это стало ударом, и, чтобы вернуть мужа к жизни, Елизавета Ивановна решила родить. Выбить клин клином. Но когда Танечка напилась и уснула в гараже в машине, чуть ли не в точности повторив судьбу его умершей дочери, Илья Петрович слег с гипертоническим кризом.
Елизавета Ивановна тем временем заботилась о сохранении нажитого имущества.
– Вот она вырастет, выйдет замуж, а муж скажет «хочу». Она, дура, согласится, и останемся мы с тобой в конуре вместо квартиры, – втолковывала она мужу.
С годами мысль о возможных родственниках, которые непременно захотят «оттяпать нажитое добро», трансформировалась у Елизаветы Ивановны в навязчивую идею.
Когда Таня пропала, мать не была удивлена. Как говорится, все к этому шло. Елизавета Ивановна даже вздохнула с облегчением, потому что находиться рядом с нетрезвой дочерью было невозможно. Но каждый день она жила в ожидании – вдруг Таня вернется и потребует разделить квартиру или отдать ей дачу. Именно на такой случай Елизавета Ивановна держала в доме крупную сумму денег, чтобы в случае чего, по ее собственному выражению, «сунуть в зубы».
С возрастом Елизавета Ивановна стала скрягой, каких поискать. На себе и муже не экономила, но помочь кому-то копейкой – это нет. Любой телефонный звонок или приезд знакомых, даже самые невинные вопросы о самочувствии Елизавета Ивановна воспринимала в штыки. Что означает этот интерес? Не последует ли за ним просьба о деньгах? К потенциальным охотникам за имуществом Елизавета Ивановна относила и Тамару с Женей. В их искренность и душевный порыв – пригреть у себя сиротку – она не верила ни секунды. Она знала, что Тамара не была близкой подругой ее дочери, у той близких подруг вообще не было. Да и Люся Тамаре никто. Разве станет молодая женщина брать ребенка знакомой? И разве может муж спокойно на это согласиться? Конечно, нет. Елизавета Ивановна решила, что они только выжидают
– Пусть приедет, погостит недельку, – предлагал Илья Петрович, когда Люся была еще маленькая.
– Нечего приваживать, – решительно заявляла Елизавета Ивановна. – Потом не отвадишь.
Илья Петрович никогда с женой не спорил.
– Неизвестно, какие у Люси наклонности. Мы же не знаем, кто отец. Да и мать ее… И тебе нельзя нервничать. Врач сказал, тебе нужен полный покой.
А потом и сам Илья Петрович поверил в то, что ему очень вредно нервничать и появление родственников или внучки в доме плохо отразится на его здоровье. Тот факт, что Тамара с Женей за все время ни разу не обратились за материальной помощью, сильно настораживал Елизавету Ивановну – до такой степени, что она уверилась – наверняка они обратились к адвокату и рассматривают все возможные варианты. Люся подросла. Конечно, они захотят переехать в Москву. А где жить? То-то же.
Сама Елизавета Ивановна, несмотря на страхи и опасения, записаться к юристу на консультацию не догадалась. И помочь внучке «на добровольных началах» ей тоже не приходило в голову.
Когда Люся таки появилась на пороге, Елизавета Ивановна испугалась. Потом она рассказала Илье Петровичу, что ей не понравился Люсин взгляд – завистливый, ищущий, голодный. Приготовленная давно пачка денег пригодилась. Ее-то Елизавета Ивановна и сунула внучке «в зубы».
– Боюсь, ей этого будет мало. Опять придет, – сказала она Илье Петровичу.
– Но она же не шантажистка, – удивился тот. – По-моему, ты преувеличиваешь.
– Жизнь в Москве дорогая, соблазнов много, деньги быстро улетят. А к хорошему привыкаешь. Точно придет. Прогуляет все – и придет. Надо придумать, как ее отвадить.
– Но она же еще не появилась. Что сейчас об этом думать? Может, она и не появится больше. Она же тебе пообещала.
– Знаешь, я тоже много кому чего обещала.
– А она на Таню похожа? – помолчав, спросил Илья Петрович.
– Нет, совершенно ничего общего. Я ведь ее даже не узнала. Если бы она не сказала, что Люся… Обычная девочка. Миленькая.
Елизавета Ивановна так и не призналась мужу, что Люся попросила у нее адрес Тани. Тогда надо было признаваться в том, на что Елизавета Ивановна втайне надеялась – Люся сгинет в той глухомани так же, как когда-то ее мать.
Люся вернулась домой, отучившись в Москве в техникуме. Бабкиных денег хватило на съемную комнату и еду. А когда осталось только на еду, Люська переехала жить к тетке, сдвинутой на гомеопатии. За угол и кровать Люська должна была насыпать из баночек нужное количество крупинок и капать требуемое количество капель. Банками под номерами был уставлен весь подоконник.
Люся вернулась. Про тетю Тамару и дядю Женю она знала от Галки. Решила вернуться не из-за дяди Жени, а из-за Верочки. Люся считала себя виноватой в болезни тети Тамары и не то чтобы хотела искупить вину, нет. Просто хотела что-то сделать. К тому же в Москве она не прижилась. Ее ничто там не держало.
– А ты кто? – спросила Верочка, увидев на пороге незнакомую тетю с огромной игрушкой.
Верочка спрашивала не про тетю, а про игрушку. Было совершенно непонятно, что это за зверь.