Домик с крокодилами
Шрифт:
– «Скорую»! – заорал я. – Найдите ухо, заморозьте его и вызовите немедленно «Скорую»! Арно, гад, если ты не сдашься немедленно, я… я не знаю, что тобой сделаю! Я шею тебе сверну, паршивец! Голыми руками, без ОМОНа!
– Бизя, в доме нет никакого Арно! – топнула ногой Элка. – Ты же сам слышал, что там, откуда он звонил, шумят поезда! Ваш доморощенный Шварценеггер ещё не выбрался из своей канавы.
Настала тишина, в которой слышался только шум моря и шорох листвы.
Я почувствовал себя дураком. Вернее, нет, я почувствовал себя неодушевлённым
– А… а… кто там? – ткнула наманикюренным пальцем в домик Ирма Андреевна. – Кто?!
– Да, доча, объясни ход своих детективных мыслей, – попросил дед. – Хотя мне один хрен, кого штурмовать.
– Позвоните своему мужу, – протянула Элка Ирме свой мобильник.
– Я звонила! – отпрыгнула от неё Громова. – У вас прямо какая-то мания – заставлять меня звонить мужу!
– Немедленно наберите Никаса, – приказала Беда стальным голосом.
Ирма Андреевна выхватила у Беды телефон и быстро начала тыкать кнопки.
Это смахивало на театр абсурда – группка оборванных, окровавленных людей, толпящихся в лунном свете перед маленьким домиком с разбитыми окнами.
– Абонент недоступен! – потрясла Ирма в воздухе телефоном, и в тот же момент в домике раздался слащавый попсовый хит со словами «Ты узнаешь меня из тысячи…»
– Что это? – замерла Громова. – Это же звонок в телефоне Никаса на мой вызов!
– Наконец-то, до вас дошло, – Беда отбросила сигарету. – Наконец-то… Мне так не хотелось вставать в позу и торжественно объявлять имя главного злодея, так не хотелось… Бизя этого страшно не любит.
Не дослушав её слов, я на правах предмета, не имевшего мозга, с разбегу вынес хлипкую дверь.
– Рота, в ружьё! – завопил дед, и все помчались за мной, в хрупкие недра уютного домика.
Нет, пожалуй, не все, я спиной видел, как Беда усмехнулась, достала из сумки новую сигарету, прикурила, и только потом неспешно зашла в дом, поставив логическую точку в этом коротком штурме.
– Вам повезло, что я перезаряжал пистолет, – ухмыльнулся белокурый подонок, когда я выбил дверь спальни. Он действительно держал маленькую «беретту», но главное было не это. Дуло дамской игрушки упиралось в висок Марии, которую Никас с омерзительной цепкостью схватил за распущенные седые волосы.
Мария держалась молодцом.
Она не закатывала глаза, не визжала и не теряла сознание, она даже слегка подмигнула мне, когда я ввалился в комнату.
– Дёрнешься, убью старуху, – несколько отрешённо заявил Никас.
Я ни капли не сомневался, что он выполнит своё обещание, поэтому замер, как статуя, с занесённой для удара рукой.
В комнату толпой ввалились все остальные. Последней зашла Беда с сигаретой в зубах.
– Дёрнетесь, убью старуху, – повторил Никас, с насмешкой глядя на всех и увеличивая нажим стального дула на висок Марии.
– Какая я тебе старуха, говнюк, – зло зыркнула на него кухарка. – Жалко я тебе йаду пожалела
– Вот сучье отродье, – пробормотал дед, замерев с пистолетом, словно с шашкой наголо. – Возьми меня в заложники, отпусти женщину, у неё вся жизнь впереди.
Мария с такой благодарностью посмотрела на деда, что я вдруг понял – ей вовсе не шестьдесят, как я думал, а всего за полтинник.
– Я тебя бараньим рагу накормлю без йаду, служивый. Лучше меня его никто не готовит, – сказала она Сазону из своей неудобной позы, в которой голова её была низко наклонена.
– Ещё слово, и на ужин будут твои мозги, – прошипел Никас.
Злоба всё-таки пробились через его отрешённость. Злоба и ненависть ко всему человечеству, которое на данный момент олицетворяла наша разношёрстная компания.
Ирма вдруг оттолкнула Сома, Васю и деда. Она вырвалась в центр комнаты как укротительница тигров, потерявшая хлыст.
– Объясни, что всё это значит, – задохнувшись, прошептала Громова. – Объясни при чём здесь Мария, при чём здесь мой пистолет, и почему не Арно, а ты, ты, ты оказался в этом домике для гостей.
– Всем бросить оружие, – приказал Никас, ещё ниже и жёстче пригибая к полу Марию.
На пол полетели пистолет деда, перочинный нож Сома и берданка Беды, бог весть как оказавшаяся у неё на плече.
Никас осмотрел боевой арсенал и заржал.
– Я не верю, – прижала руки к груди Ирма Андреевна, – нет, я не верю… Ты бездельник, ты бестолковый малый, но не подонок! Ты не подонок, слышишь! Отпусти Марию, и пошли в дом. Будет ужин, свечи, вино, ты расскажешь мне про свою больную душу, детские обиды, неудовлетворённые амбиции и неосуществлённые мечты, а я пожалею тебя. Я тебя пожалею, Прохор вернётся, и мы опять будем семьёй, какой-никакой семьёй…
– Заткнись! – заорал Никас. – Заткнись, сволочь! Я ненавижу тебя! Ты сделала из меня тряпку, ничтожество, дешёвую безделушку!
– Что ты хочешь? – тихо спросила Ирма. – Что я должна сделать, чтобы ты отпустил Марию и убрался из моего дома?
– Ты прекрасно знаешь, что ты должна сделать, – процедил Никас, наклоняя Марию так, что она лбом почти уткнулась в пол и застонала – видимо, от боли в спине.
– Не знаю! – завизжала Громова. – Я не знаю, что тебе нужно!
– У тебя в команде есть автор детективов с почти всемирной славой. Неужели она тебе до сих пор ничего не разъяснила?! – холодно удивился Никас.
– Нет!
Марии было совсем плохо, лицо у неё налилось кровью, а дыхание стало прерывистым.
Стоя в неудобной позе, я боялся пошевелиться, но понимал, что обязан переломить ситуацию. Трудно на что-то решиться, когда к виску пожилой женщины приставлен пистолет психопата.
Элка дышала рядом, и дым от её сигареты щекотал мне ноздри.
– Никасу нужно пятьдесят миллионов долларов, – усмехнувшись, тихо сказал она.
– Пятьдесят миллионов? – переспросила Ирма. – Но это же… Это сумма выкупа за Прохора! Вы хотите сказать…