Доминика и Бовалле

Хейер Джорджетт

Доминика кусала платок, взор ее блуждал. Наконец она смущенно рассмеялась и сказала:

— Он поцеловал меня.

— Я ему глаза выцарапаю! — пообещала Мария и двинулась к дверям.

— Глупая! Стой! — приказала Доминика.

— Теперь я буду вашей дуэньей, сеньорита, и вы без меня и шагу не сделаете, — сказала Мария.

Доминика топнула ногой.

— О, ты ничего не понимаешь! Я хотела, чтобы он меня поцеловал!

У Марии отвисла челюсть.

— Сеньорита!

Доминика издала легкий смешок.

— Он

клянется, что приедет за мной в Испанию. Если бы только он осмелился!

— Сеньорита, даже англичанин не может быть таким дураком.

— Увы, это так! — вздохнула Доминика. — Но если бы он приехал… о, я заражаюсь его безумием!

Она взглянула в крошечное зеркало, висевшее у нее на поясе, нахмурилась и стала поправлять прическу. Одно-два движения — и выбившиеся локоны послушно улеглись под сеткой. Она опустила зеркальце, покраснела под взглядом Марии, которая все еще с удивлением смотрела на нее, и отправилась навестить отца.

В его каюте Доминика встретила Джошуа Диммока, громогласно расхваливавшего достоинства своих щепок от виселицы. Он втайне надеялся, что с их помощью дон Мануэль протянет по крайней мере до той минуты, когда его высадят на сушу.

Дон Мануэль устало взглянул на дочь.

— Неужели здесь нет никого, кто избавил бы меня от этого идиота? — спросил он.

Джошуа попытался прибегнуть к уговорам:

— Взгляните, сеньор, они у меня зашиты в мешочек. Я купил их у одного святого человека, сведущего в этих делах. Если бы вы надели их на шею, я мог бы поручиться, что вам станет легче.

— Бартоломео, открой пошире дверь, — приказал дон Мануэль. — А теперь, малый, уходи отсюда!

— Достопочтенный сеньор…

Бартоломео с поклонами отступил от открытой двери. В ушах Доминики раздался голос, который, как ей казалось, вобрал в себя весь солнечный свет и соленый ветер этих чудесных дней, проведенных на море:

— В чем дело?

На пороге стоял сэр Николас.

Дон Мануэль приподнялся на локте.

— Сеньор, как вы вовремя! Избавьте меня от своего слуги с его мерзкими щепками от виселицы!

Бовалле быстро вошел, взглянул на Джошуа, с обиженным видом стоявшего возле койки, и, схватив его за шиворот, вышвырнул из каюты. Затем он ногой захлопнул дверь и взглянул на дона Мануэля:

— Могу я что-нибудь еще сделать для вас, сеньор? Вам стоит только сказать.

Дон Мануэль откинулся на подушки и усмехнулся:

— Вы скоры на расправу, сеньор.

— Но, с вашего позволения, перейдем к делу. Я зашел узнать, как вы себя сегодня чувствуете. Вас еще мучает лихорадка?

— Немного.

Дон Мануэль предостерегающе нахмурился, и Бовалле повернул голову, чтобы узнать, что послужило тому причиной. Доминика с чопорным видом застыла у стола.

Просто невозможно никуда зайти, чтобы не столкнуться с этим ужасным человеком! Единственное безопасное место — собственная каюта. Она величественно проследовала к дверям.

Бартоломео кинулся открывать, но его отстранила небрежная рука. Сэр Николас широко распахнул дверь, и Доминика поспешно вышла.

— Ты можешь идти, Бартоломео, — сказал дон Мануэль. Он лежал, наблюдая за Бовалле, затем издал сдавленный вздох. Этот красивый человек с пружинящим шагом и живыми манерами казался больному сеньору воплощением жизни и здоровья.

Бовалле подошел к койке, придвинул скамеечку и сел на нее.

— Сеньор, вы хотите поговорить со мной?

— Да, хочу. — Дон Мануэль комкал покрывавшую его простыню. — Сеньор, с того самого дня, как мы взошли на это судно, вы ни разу не заговорили о том, как мы его покинем.

Брови Бовалле удивленно поднялись.

— Сеньор, я полагал, что высказался совершенно ясно. Я высажу вас на северном побережье Испании.

Дон Мануэль попытался что-нибудь прочесть на его лице. Синие глаза смотрели открыто, рот под элегантными усиками был твердым и насмешливым. Если у Бовалле имелись секреты, то он хорошо скрывал их, так как вид у него был искренний.

— Следует ли мне понимать вас так, сеньор, что вы говорите это серьезно? — спросил дон Мануэль.

— Клянусь вам, я никогда не был более серьезен. Но почему столько волнений вокруг такого простого дела?

— Значит, зайти в испанский порт такое простое дело, сеньор?

— По правде говоря, сеньор, ваши соотечественники пока еще не изобрели способ захватить Ника Бовалле. Да пошлет им Господь больше хитрости!

— Сеньор, — печально произнес дон Мануэль, — вы враг, и опасный враг, моей страны, но, поверьте, мне будет жаль, если вас схватят.

— Тысяча благодарностей, сеньор. Но вам, разумеется, не придется это увидеть. Я был рожден в счастливый час.

— Сеньор, с меня достаточно предзнаменований и пророчеств вашего слуги. Возьму на себя смелость сказать, что, если вы высадите нас в Испании, вы подвергнете свою жизнь опасности. А во имя чего? Это безумие! Я не нахожу этому другого названия.

Под черными усами блеснули ослепительно белые зубы.

— Назовите это образом действий Бовалле.

Дон Мануэль молча лежал, глядя на человека, пленником и гостем которого являлся. Через минуту испанец заговорил снова:

— Вы странный человек, сеньор. Годами я слышал дикие истории о вас и верил, пожалуй, лишь одной четверти. Вы вынуждаете меня прислушаться к самым диким из них. — Он замолчал, но Бовалле только улыбнулся в ответ. — Если вы в самом деле говорите искренне, то я вам бесконечно признателен. Однако вас может постичь неудача в таком отчаянном предприятии.

Сэр Николас поиграл ароматическим шариком, висевшим на цепочке.

— Не беспокойтесь, сеньор. Меня не постигнет неудача.

— Я молюсь за это. Нет нужды говорить вам, что дни мои сочтены. Сеньор, мне бы хотелось окончить их в Испании.