Доминион
Шрифт:
— Еще не конец, — вот и все, что он произнес за час. Когда же солнце стояло уже высоко, солдат заявил: — Теперь конец. Что поражение, что победа, тела повсюду, так и эдак.
Его казнили в полдень, когда солнце стояло в зените, но не прежде, чем убийца исповедался в своих грехах и назвал имя того, кто ему заплатил. Немногие поверили ему, даже когда Каллад Страж Бури вышел вперед и подтвердил, что он видел, как этот человек и его напарник получили золото от Лутвига Претендента.
Слухи множились. Значит, Лутвиг Альтдорфский, претендент на императорский трон, подстроил убийство своего основного
Талабхеймцы провозгласили убийство подлым трусливым поступком, и все же кое-кто перешептывался, что шаг был гениален и потребовал от Лутвига большой смелости, что теперь силы четырех армий наконец-то объединятся под единым командованием, а две смерти спасут тысячи жизней. Да, разговоры о великой цели, оправдывающей все средства, — опасная штука.
Ударные волны сотрясали лагеря. Страшась воскрешения, верные слуги Оттилии разрубили ее труп на куски и сожгли его — едва ли подходящие похороны для Императрицы. Когда тело женщины превратилось в угли, начался беспредел. Отдельные личности творили самосуд над солдатами из других лагерей, ненароком слишком далеко отошедшими от своих, забивая их до смерти палками и камнями. Но этого им показалось недостаточно. Талабхеймцы требовали возмездия. Точно какая-то лихорадка овладела толпой, воспламеняя ее. Когда раздался крик «Смерть Лутвигу!» — сотни полных ненависти голосов подхватили его. И бойцы зашагали к альтдорфскому лагерю, собираясь насадить голову претендента на пику — превратить будущего Императора в корм для воронья.
Горели факелы, возбужденно вскидывались руки — народ пробирался по палаточному городку к шатру Лутвига.
Встретила талабхеймцев возмущенная толпа, вооруженная тесаками, топорами и мечами, точно так же жаждущая крови убийцы своего господина и командира. Этой ночью произошло два убийства, но второй несчастной жертвой был не Хельмут Мариенбургский, а Лутвиг Альтдорфский.
Из шатра вышли лекари с похоронными лицами. Претендент скончался от удара отравленным клинком. Даже искусство умелых целителей оказалось бессильно — Лутвиг умер.
— Претендент мертв!
— Убийцы!
Альтдорфцы кинулись в стан талабхеймцев, стремясь осуществить свое кровавое правосудие.
Вот так дварфы короля Раззака и люди Мариенбурга оказались меж двух огней, пытаясь сохранить мир и отыскать правду среди диких вымыслов и буйных нравов. Двое из троих претендентов на трон Империи мертвы, это бесспорный факт. Непрочное согласие рухнуло. Четыре армии распались, и сейчас мертвецам самое время встрепенуться и уничтожить последние остатки людского сопротивления.
И они пришли, пришли тихо, поднимаясь из-под топающих ног среди толпы и увлекая людей вниз, в смерть. Они пришли громко, на вырвавшихся из кошмарных снов скакунах, потрясая нечестивыми клинками, под вопли предвещающих гибель духов, расступающихся перед ними.
Но даже угроза полного уничтожения не могла воссоединить войска живых.
Это была хладнокровная резня.
Без дварфов все обернулось бы куда хуже.
Тысячи пали за час, превративший поле боя в рай Морра
Раззак приказал дробилкам осыпать поле серебряными снарядами, без разбору. Мастера выгребли из арсеналов весь драгоценный металл, до последней крошки, чтобы оттеснить мертвецов и выиграть несколько минут.
Вопли умирающих были ужасны. Крики живых — еще страшнее.
Некроманты вытягивали из грязи каждый труп, толкая его на живых.
Каллад стоял посреди бешеной свалки людей, старающихся разорвать глотки предавшим их союзникам и не обращающих внимания на убивающих их мертвецов.
Сопротивляясь врагу, дварфы выиграли живым бесценное время, позволившее распутать ночную измену. Слишком вымотанные, чтобы драться, опустошенные необходимостью расчленять друзей и братьев по оружию, чтобы спасти их от судьбы хуже смерти, люди собрались под знаменами Хельмута Мариенбургского, так что третий претендент сумел навести какое-то подобие порядка.
Истина же, всплыв, оказалась столь же горькой, сколь и ироничной: Лутвиг приказал убить Оттилию, рассчитывая стать полноправным предводителем войск живых, а Оттилия одновременно заплатила крупную сумму наемникам за смерть Лутвига, который досаждал ей, как бельмо на глазу.
Однако в одном молва не ошиблась: объединившись под командованием одного лидера, живые были более чем способны тягаться с мертвыми на поле битвы.
Люди похоронили погибших, а с ними и свою ненависть и присягнули на верность Хельмуту из Мариенбурга столь же искренне, как если бы он был самим Сигмаром, спустившимся с облаков, чтобы драться с ними плечом к плечу.
Бой бушевал днем и ночью целую неделю.
Ни одна сторона не отступала и не давала слабины.
Мертвые сражались за владычество.
Живые — за спасение.
Мертвецы выслали парламентеров с белым флагом перемирия. Это было неожиданно и не обрадовало оставшихся в живых бойцов.
Земля дымилась, камни и грязь шипели от жара — жидкий огонь впитался в почву и догорал там.
Каллад стоял на опаленном поле, крепко сжимая стяг Карак Садры. С силой воткнул он древко в горячую пыль и вскинул на плечо Разящий. Шип, чтобы верный топор в случае необходимости был под рукой.
Перед ним раскинулось побоище — черепа, насаженные на мечи, стервятники, расклевывающие кости, вороны, низко кружащиеся над полем, высматривая червей в плоти свеженьких покойников, — немое напоминание о цене и тщетности войны. Каллад знал, что через несколько часов эти кости опять зашевелятся, возвращаясь по воле некромантов к неестественной жизни.
Лишь Морр, наверное, был доволен плодами дневных трудов, да и то если колдуны не лишили его по праву принадлежащих богу смерти душ.
Презрение врага к жизни было ошеломляющим.
Четверо вампиров шагали по дымящейся земле, направляясь к живым. В одном из них дварф узнал Скеллана. Среди прочих была женщина, но не только это выделяло ее из маленькой компании мертвецов. Несмотря на меловую бледность и кроваво-красные губы, в ней определенно чувствовалось что-то живое.
Хельмут Мариенбургский, его сын Хелмар, Каллад и король дварфов Раззак встретились с мертвецами посреди опаленного поля. Из всех предводителей четырех армий остались только они.