Домой
Шрифт:
–Да это уже и не важно. Это твой билет за решётку,– загоготал он. Ему доставляло истинное удовольствие издеваться надо мной.
Конечно, Жене было бы гораздо приятнее, если бы я нервничал, возмущался, пытался бы что-то доказывать, но я прекрасно знал, что никакого смысла в этом нет. Делу это не поможет, а вот хуже сделать может. Поэтому я выбрал позицию невозмутимого спокойствия и равнодушия, хотя внутри у меня всё кипело и бурлило. Такого откровенного беспредела я не видел даже в фильмах и не читал в книгах. Для них же это была абсолютно будничная обыденность, привычная, не вызывающая никаких эмоций работа, приносящая довольно неплохой заработок. Женя не спеша вырезал из форматного листа два квадратика размером примерно 5*5см, Дербенко поставил на них по печати, расписался, и они были наклеены на перевязанные нитью свёртки.
Оформив документы по “административке” и задержанию на сутки, Дербенко распорядился отвезти меня в отделение полиции на ночёвку.
* * *
Сотрудник ночной смены с сонными глазами и вялой походкой был явно не доволен видеть нас в столь поздний час. Оформление документов вызвало у него особые сложности. То завалявшиеся куда-то бланки, то не пишущая ручка, в которую он постоянно пытался дуть своим дьявольским перегаром и трясти. А тут ещё находящийся в невменяемом состоянии алкаш, находящийся в одной из клеток “обезьянника”, видимо уже не первый час усиливал его головную боль. Дима и Женя терпеливо, но совершенно без сочувствия к кому-либо из них, наблюдали за происходящими событиями и ждали вторых бланков для своей отчётности. Ведь завтра с утра им предстояло опять ехать сюда и забирать меня в отдел.
Наконец, всё было оформлено, подписано и меня провели в печальную камеру шириной полтора метра и длиной около трёх со скамейкой у левой стены. На ней уже, согнувшись пополам, сидел и пытался уснуть неопрятного вида молодой парень лет двадцати двух. Он поднял на меня свой болезненный взгляд и снова опустил голову на колени. Мы друг друга совершенно не интересовали. Хотя каждый по-своему планировали сегодняшний вечер, мы оба оказались в одном и том же месте. Я снял туфли, закинул ноги на скамейку шириной сантиметров тридцать и попытался прилечь, положив руки под голову. Пьянчуга в “обезьяннике” тем временем не на шутку разошёлся, принялся материть полицию, требуя вывести его в туалет и грозить загадить тут всё, если его не сводят. “Да, усрись ты уже там,– было ответом полупьяного дежурного,– а если ты сейчас не замолкнешь, то уссышься и усрёшься от моей дубинки”.
“Надо попробовать поспать,– думал я, но прекрасно осознавал, что уснуть мне сегодня не придётся.– Как я здесь оказался? Это какой-то бред. Представляю, что сейчас творится с тёткой, что будет дома, когда узнают, куда я встрял. Жена с родителями с ума сойдут. Телефона нет, хотя Елена Петровна, наверное, отцу уже позвонила и всё рассказала. И ведь наверняка поверят в то, как им это преподнесут. Да, покуривал временами коноплю, хотя не пил спиртного и не курил сигареты. Но чтоб хранить в колледже или продавать!.. Видимо сильно у них там не срастается с задержанием наркоторговцев и выполнением планов, что они решили на каждом планокуре себе раскрываемость повышать. И как я умудрился согласиться одолжить деньги этому Лёне! Я ведь знаю его “без году неделя”. Знаю, что он на “системе” и всё равно повёлся на его басни о сложностях в семье, о кредитах, висящих на нём, а когда услышал о жене-санитарке и чуть ли не голодающих детях, тут и дал “слабинку”.
Я познакомился с Лёней в одной из квартир города Краснодара на Юбилейном МКР, где мы с моим хорошим приятелем Вовой делали ремонт. Объект был весьма перспективным, особенно учитывая наш невысокий профессионализм, хорошие расценки и имеющийся объём работ. В день, если работать в том режиме, в котором я задал для нас с Вовой, а именно начинать с раннего утра, а ложиться в 2-3 часа ночи, то получалось заработать в среднем по паре тысяч рублей на каждого.
Это была однокомнатная квартира в новом девятиэтажном доме. Смене облика квартиры подлежало всё: прихожая, санузел, кухня, зал и даже балкон. Полы, стены и потолки под нашими уверенными и трудолюбивыми руками должны были измениться до неузнаваемости в соответствии с так называемыми “евростандартами”. И мы на самом деле работали с воодушевлением,
Больше двадцати лет она героически, как это свойственно сердобольным русским женщинам, терпела выходки своего мужа-алкаша, но он всё равно ушёл к другой. Рассказывая о своём взрослом сыне, дела которого когда-то шли довольно не плохо, она говорила, что он сильно заболел, пришлось многое продать вплоть до машины и разменять квартиру, чтобы были деньги на лечение. Но всё на самом деле выглядело не совсем так. Её сын был наркоманом и проколол весьма перспективное будущее. Тётя Люба горбатилась днём и ночью, дала ему хорошее образование, обеспечила прибыльной работой, но так и не смогла уберечь от плохой наследственности и дурного влияния друзей. Сынок пристрастился к наркотикам. Она узнала об этом слишком поздно, положила его на лечение, но через время он начал колоться опять.
И вот теперь наши пути пересеклись в квартире его мамы. Он сначала в наше отсутствие, а потом и при нас с Вовой приходил со своими “кентами” и варил всё ту же маковую семечку для внутривенной инъекции. Времени на нахождение в квартире у них уходило обычно от тридцати минут до часа. Портативная газовая плита в небольшом дипломате, которая всегда находилась в квартире, была очень удобна для приготовления пищи где-нибудь на пикнике на природе. Но здесь подарок Прометея людям, вырывающийся из сопл горелки, использовался в совершенно не предвиденных им целях.
Лёня был завсегдатаем этого мероприятия, самым активным и болтливым приятелем Димы – сына хозяйки. Никогда до этого не присутствуя при процессе приготовления "ширева" и не имея опыта общения с подобными людьми, мы с Вовой терпеливо дожидались их ухода, сидя на кухне. А что нам оставалось делать? Мы были на рабочем объекте, но в тоже время Дима был практически хозяином квартиры, в которой мы работали. Правда, пару-тройку раз мы курили с ними анашу, принесённую иногда мной, а иногда кем-то из них. Лёня регулярно жаловался на свои финансовые трудности, проблемы в отношениях с женой и несколько раз просил одолжить ему денег. Но какие тут могут быть займы, когда сам работаешь на трёх работах, дома почти не бываешь, откладываешь на приобретение холодильника, стиральной машины и всего прочего, да ещё живёшь с женой и с двумя детьми на съёмной квартире в станице.
В один из вечеров в конце весны мы закончили ремонт в зале квартиры тёти Любы и получили расчёт за проделанную работу. Хозяйка как всегда оставила нам ключи и ушла чуть раньше к сестре, у которой она жила всё это время. Мы, уставшие, но удовлетворённые наличием похрустывающих купюр в кармане наконец-то собирались с Вовой по домам. Заведя двигатель своей “пятёрки”, я увидел, как в подъезд зашли Дима – сын тёти Любы,– его друг Лёня и ещё какой-то высокорослый парень. "Чёрт возьми, я же оставил трубу в квартире",– вспомнил я и заглушил так и не успевший прогреться двигатель. Делать нечего, пришлось подниматься, без телефона в наше время и дня не прожить. Дима уже собирался прикрывать за собой дверь, когда я вышел из лифта.
–О, здорово! Ну что, сегодня гуляем? – дежурной фразой человека, знающего о наличии денег у другого человека, приветствовал он меня.
Его мама уже рассказала ему, что сегодня рассчиталась за часть работы. Особенно меня был рад видеть Лёня.
–Макс, привет. Слушай, братан, выручай. Буквально но неделю займи "пятёру",– с душещипательными нотками не унимался он,– мы тоже скоро заканчиваем ремонт на объекте, а завтра по кредиту платить. Ну, ты же знаешь, я отдам.
Пытаясь себе объяснить, что именно толкнуло меня на то, чтобы поддаться его уговорам, я сейчас прекрасно понимаю, что причин сомневаться в его способности вернуть деньги у меня имелось предостаточно. Но вполне достаточно было и одной: он – наркоман и этим всё сказано. Какая семья, какая работа, какие кредиты? Весь образ его жизни сводится только к одному – добыче очередной дозы. Ради этого он готов пойти на всё, ну, или почти на всё. А уж такая мелочь, как кинуть доверчивого лоха на бабки – это практически святое. Можно даже ради этого предложить написать расписку, что он, кстати, и сделал.