Дон-Коррадо де Геррера
Шрифт:
— Нет! — вскричал Риберо. — Нет! Если я поражу невинного, если я пролью кровь его, то да превратится она в пламень и пожигает мою душу! Но — великий Боже! — виновен ли я, когда, истребляя крапиву, подкошу прекрасный цветок? Виновен ли я буду, когда, поражая бунтовщиков, поражу невинного? Так, если по неведению занесу меч на поражение невинного, то в ту ж минуту да окаменеет рука моя, или — Всесильный! — да остановит невидимая сила поднятую руку мою! Нет, Всевидящий! укажи мне невинного, и грудь моя будет щитом его; я буду отражать мечи и штыки, на него занесенные; укажи мне его — я буду кричать, что он невинен, и если злодей, на него устремившийся, не послушает моего голоса, если не удержит руки, то клянусь, что рука моя пронзит его сердце!
Окончавши
Глава 6
Уже скрылись черные тени ночи; уже заря начинала заниматься; соловей в громких песнях возвещал пришествие солнца; уже настало то время, в которое трудолюбивые поселяне выходили на поле; в которое пастухи, наигрывая веселые песенки, выгоняли стада свои на зеленую траву. Но — на прекрасной равнине, орошаемой чистою рекою, не видно ни одного поселянина, ни одной овцы, не видно ни одной нивы; везде земля заросла полынью, везде царствовало какое-то опустение, везде были полуразвалившиеся хижины без кровли, без окон. Неужели здесь нет жителей? Неужели война, язва или голод опустошили эту деревню? Ах! нет; ни война, ни язва не опустошали ее; здесь есть и жители, но бедные жители, лишенные пропитания; это те жители, которые взбунтовались противу правительства или, лучше сказать, возроптали за ужасное иго. Правда, были некоторые из них, простершие дерзость свою до того, что убили старшину деревни, собиравшего налоги; но большая часть из них роптали только на правительство, без пощады их разоряющее.
Взошло солнце, и из развалившихся хижин, или, лучше сказать, клевов[22], народ, покрытый рубищем, бежал к одному каменному дому. Оттуда возвращался он с хлебом в руках и с благодарностию в сердце. Но какой это друг человечества? Жители селения, кроме его имени и его доброй души, ничего о нем больше не знают. Он приехал к ним, поселился и живет единственно для их счастия: каждое утро ходили жители к Бертраму — так назывался старик, живущий в каменном доме. Каждое утро беседовал он с ними, учил их мудрости и миру. Бедный и больной отходили от него удовольствованы. Словом, он был глава великого семейства; с тех пор как правительство отягчило народ налогами и как они лишились средств обработывать землю, лишились пропитания, с тех пор он велел приходить всем жителям и помогал им, чем только мог.
Бертрам, не имея на кого излить отеческой нежности, воспитывал девицу одного крестьянина и любил ее, как дочь свою; ей было одиннадцать лет, и она имела все прелести цветущей молодости. Добродетель и невинность сияли в глазах ее. Часто невинным лепетанием разгоняла она мрачную задумчивость Бертрама; часто младенческая ее рука играла седыми волосами дряхлого старца.
Прошел день, настала ночь, взошла луна — и осветила бедные хижины и мирный дом Бертрама. Взошло солнце и осветило картину разрушения — дело руки Дон-Коррадовой. Полуразвалившиеся хижины были до основания разрушены и представляли храм смерти и ужаса; запустелая земля напиталась кровию своих жителей; везде кучами лежали мертвые тела, плавая в своей крови. Природа вздрогнула от ужаса; солнце скрылось за черные тучи, вихри, вырвавшись из пещер своих[23], ударили в лес — и он завыл; облака разверзлись, излетела молния, и заревел страшный гром; дождь лился ручьями и, смешавшись с кровию, тек багровою рекою. Гроза утихла — и солдаты бросились обдирать с мертвых платья; кровожаждущий Дон-Коррадо ходил по грудам тел и топтал их с адскою улыбкою; сребролюбивый Ричард приказывал не оставлять даже рубашки.
— Полно, — сказал наконец Коррадо солдатам, — отнесите добычу в лагерь!
Не успел он окончить слов, как является старик: лицо его бледно, взоры его мертвы,
— Не троньте, — сказал Коррадо, бледнея от какого-то предчувствия. Старик приближается; губы его дрожат.
— Правосудия! — закричал он дрожащим голосом и залившись слезами. — Правосудия! — хотел он повторить, взглянув на Коррада, — и труп выпал из рук его; он кричит — хочет бежать, но ноги его подгибаются, и он с дрожащим телом падает на землю. Дон-Коррадо смотрит на него быстро и с ужасом отступает от него.
— Как? — вскрикивает он и в величайшем беспамятстве падает на землю; Ричард его поддерживает; Риберо старается привести в чувство Бертрама.
— Не сон ли это? — сказал Коррадо, вышедши из бесчувствия. Он блуждающими шагами подходит к лежащему Бертраму — смотрит на него дико и бледнеет, как мертвец. — Какое изображение! — вскрикивает Коррадо. Но закоренелость в злодеянии победила рождающиеся в нем чувства сожаления. — Нет, нет! — кричит он. — Смотрите, смотрите на этого старика, смотрите, как терзает его совесть, как он мучится; он преступник; скуйте его цепями!
Бертрам, пришедши в себя и увидя на руках цепи, изумляется; но, как человек, имеющий спокойную совесть, хладнокровно взвешивает тяжесть оков.
— Это-то называется у вас правосудием? — говорит он.
— Ни слова больше! — вскрикивает Коррадо. — Отведите его под караул! — Сказавши сие, он уходит.
— Это-то правосудие? — говорит Бертрам Ричарду. — Скажи хотя малейший повод, подавший причину обременить меня цепями? Не то ли, что я пришел просить правосудия за убитую дочь мою, — сказал Бертрам, залившись слезами. — Посмотрите, варвары! посмотрите на жертву вашу; посмотрите на это невинное творение, на мою единственную дочь — и мне, отцу, не просить правосудия?
Ричард
Ты преступник!
Бертрам
Какое мое преступление?
Ричард
Разве ты не слышал, что сказал Коррадо?
Бертрам
Коррадо! Знаете ли, кто этот Коррадо?
Ричард
Он наш начальник.
Бертрам
Нет, он разбойник, убийца! гнусный убийца! Нет, этого мало; отведите меня к нему — я скажу ему слово, от которого зазвенит в ушах его! Отведите!
Бертрам хотел идти.
Ричард (его удерживая)
Перестань лгать, старый черт! Его дела известны государю.
Бертрам
О! его дела очень славны! Вот они. (указывая на трупы) Не кровию ли младенцев, не слезами ли невинных он заслужил славу, трофеи? Нет, он разбойник, нападающий среди ночи, он убийца — робкий убийца, не имеющий столько бодрости, чтобы сражаться по праву войны, но нападающий на спящих — на обезоруженных! Его дела есть разбойнические; но всё еще это мало, отведи меня к нему. Я хочу говорить с ним. Непременно хочу говорить с ним!
— Отведите его под стражу, — сказал Ричард и ушел.