Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова
Шрифт:
Ночью, когда Кулуканов прятал хлеб, чтобы не отобрали, Павлик шмыгнул к двери, Федор с ним. Он помог определять по теням, что за люди и куда прятали хлеб. На этот раз, если довериться фантазии нескольких сочинителей, Павлик облек Федора особым доверием: донесли они вместе. Днем к Кулуканову, крестному отцу Павла, явились вооруженные люди, яму раскопали, хлеб вывезли.
В книгах читаем, что Павел выполнял государственную задачу: выявлял в деревне кулаков. Сложность состоит в том, что критериев, кого считать бедным, а кого кулаком, в те годы не было. Судя по газетам тех лет, число кулаков увеличивалось день ото дня. И чем больше Павлик доносил, тем больше доносов требовалось.
Учительницу также обязали участвовать в этой политической кампании. Дети
Учительница получала от уполномоченного список "на выявление". Это был прикидочный список: кто, по данным, поступившим через осведомителей, а также по подозрению районного руководства, мог прятать зерно. Учительница спрашивала детей на уроках, просила выяснить и ей сообщить. Не все дети соглашались, но Павлик всегда сообщал больше других.
Юному доносчику становилось известно и многое другое, например, что Кузька Силин и Петька Саков накануне выборов выбили стекла в сельсовете, а в избе-читальне расстреливали из рогаток портреты вождей. Имеются строки, записанные со слов односельчан и учительницы, что Павлик провоцировал детей доносить на своих родителей ему.
Авторы книг о Павлике Морозове изобретали новые и новые способы доносов для своего героя. Так, Павлик якобы предложил друзьям доносить коллективно. Повесить ночью плакаты на воротах: "Здесь живет злостный зажимщик хлеба такой-то". Где вешать, указывал он сам. Заодно мальчик отмечал, зачем люди собираются, где молятся, что поют. На собрании в школе, пишет журналист Смирнов, Павлик говорил: "Мы сами знаем, наверное, все кулацкие ямки. А молчим. Как воды в рот набрали".
– "А что же мы должны делать?" - спросил Яша Коваленко. "А вот хоть ямки показывать. Узнал, где хлеб зарывают, приметил - сообщай мне или прямо председателю сельсовета". Миша Книга сказал Павлу, что мать велела ему переписать "святое письмо". "Ты скажи ей, перепишу, мол, - посоветовал Павка, - а письмо это отдай мне". Это рассказывает Соломеин. Дети колебались, некоторые советовались с родителями и отказывались доносить, другие из страха соглашались. Жители деревни отвечали школьникам-доносчикам ненавистью. Их били, на них натравливали собак, гоняли палками. Позже в статьях и книгах это стало называться "разгорающейся классовой борьбой в деревне".
Павел ходил под заборами, разведывал, кто что несет, где кладет, с кем делит. Он уже, если верить Соломеину, и уполномоченным недоволен: "Приезжал какой-то Светлов, наделал перегибов и сбежал". (Светлов - имя тоже вымышленное.) Мальчик решает писать сообщения, минуя деревенского уполномоченного, прямо в район.
Его отговаривали, предупреждали. Из соседней деревни приехал дядя Иван, брат Трофима, кандидат в члены партии, пытался поговорить с Павликом: "Погубил отца, теперь хочешь погубить дядю и деда. Зачем сказал, что они рожь увезли и разделили? Зачем не держишь свой долгий язык за зубами?". Ему делали мелкие гадости: то в котелок с ухой соли насыпят, то головешкой тлеющей ткнут, то водой обольют, чтобы попугать.
Его стали звать "краснотряпочником", "краснодранцем", а его мать "вшивой комиссаршей". Павлик держал в руках деревню, и, по версии Соломеина, мать его поощряла. Утром она сказала Павлу: "У Силина картошку нагребают... На базар повезут...". Павел пошел в школу и по дороге заглянул к уполномоченной, донес на своего дядю. Уполномоченной в деревне тогда была Марина Янковская, носившая мужскую одежду, сапоги, пистолет. Она явилась к Силину с обыском. Все, что было, отобрали и вывезли на четырех подводах. А вот рукописная запись показаний очевидцев, сделанная Соломеиным: "Жена Силина сообщила по секрету Татьяне, что на возу картошка приготовлена для продажи. Как узнал Пашка, не утерпел, побежал
Мать знала о деятельности старшего сына - в этом нет сомнения. В протоколе допроса от 11 сентября 1932 года читаем: "Мой сын Павел, что бы только ни увидел или услышал про эту кулацкую шайку, он всегда доносил в сельсовет и другие организации..." Она не только поощряла его, но и доносила сама. В приговоре суда об убийстве Павлика говорится: "О краже Кулукановым снопов Павел сказал своей матери, а последняя заявила сельсовету".
Угрозы только распаляли Павлика. "Он, - гордо написано в книге поэта Боровина, - не щадил и не боялся никого". В деревне все давно перероднились, а сверху требовали делить народ на классы, на своих и врагов. Для него этой трудности не существовало: никаких личных симпатий, все были врагами. И чем больше ненавидела его деревня, тем чаще ходил он к уполномоченному, который записывал, поощрял, принимал меры.
Павлик начал собирать информацию на тех, у кого было оружие. Охотились в деревне многие, и никогда это не запрещалось. Он узнавал не только у кого есть ружья, но и у кого они заряжены. "Паша сам проводил милиционера Титова до шатраковского дома, - писал в книге Яковлев. "Ищите на чердаке ружье или под печкой". И правда, через двадцать минут милиционер вышел на улицу с ружьем". На кого же в самом деле Морозов донес, что есть ружье, не ясно. По разным протоколам допросов - на разных лиц и даже... на группу классовых врагов с ружьями.
Герасимовцы не хотели вступать в колхоз. Старые люди говорили: кто вступит, тот лишится благословения Господня. Чтобы загнать людей в колхоз, весной в деревню приехала целая бригада. "На собранье, - рассказывали Соломеину очевидцы, - долго агитировали председатель сельсовета и особенно уполномоченный райкома. Молчали герасимовцы. Ни за, ни против". В прессе к этому присочиняется следующее: вдруг встает Павлик Морозов и начинает указывать на крестьян, у которых остался хлеб. "Уполномоченный что-то быстро записывал в карманную книжку и одобрительно улыбался", - пишет в книге журналист Смирнов. В газете "Пионерская правда" он же добавляет подробности: "А рука Павлика продолжает гулять по головам мужиков: "У тебя есть хлеб. У тебя", - как приговор, чеканит слова Павлик. Из стороны в сторону он протягивает свою маленькую, еще детскую, но твердую и мужественную руку и разоблачает всех, кто является врагом советской власти". Чувство меры явно изменяет верноподданному автору: речь-то идет все-таки о ребенке!
Павел уже открыто следит за всеми. В школу ходить перестал, некогда. В деревню приезжали из леса ссыльные кубанцы поменять оставшиеся вещи на хлеб. Если мальчик узнавал, где они остановились, сразу спешил заявить. Павлик пытался сам разыскивать бежавших ссыльных, чтобы сообщить о них. Что в этих сообщениях имеет хоть каплю истины, вряд ли удастся установить. В книге писателя Яковлева говорится: так и надо учиться коммунизму. И Павлик учился. Как говорит поэт Боровин, защищая коммунизм от врагов, "их сумел он донага раскрыть".
В речи на суде, опубликованной в газете "Тавдинский рабочий" 30 ноября 1932 года, обвинитель журналист Смирнов так сформулировл список жертв Морозова: "Павлик не щадит никого... Попался отец - Павлик выдал его. Попался дед - Павлик выдал его. Укрыл кулак Шатраков оружие - Павлик разоблачил его. Спекулировал Силин - Павлик вывел его на светлую воду. Павлика вырастила и воспитала пионерская организация". "Пионерская правда" добавила в эту речь Смирнова о Павлике заключительную мысль: "Из него рос недюжинный большевик". Весь этот абзац Соломеин переписал в свою книгу "В кулацком гнезде" без ссылки на автора.