Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова
Шрифт:
Почему же Карташов, тщательно избегавший славы, вдруг заговорил о своих заслугах, и не к круглой дате, а тридцать один год спустя? Решил, что дело за давностью лет списалось? Или хрущевская оттепель развязала язык? Сомнительно. Главным было то, что Карташову как раз исполнилось 60 лет и он пытался оформить персональную пенсию. Для этого давно выкинутому из секретных органов больному человеку надо было доказать свои выдающиеся заслуги перед партией, а документов у него на руках было мало. И расчет опытного чекиста оказался точным: персональную
В потоке юбилейных статей к 50-летию подвига героя-пионера имя Карташова появилось второй раз. Свердловский писатель Балашов в журнале "Уральский следопыт" назвал Спиридона Карташова старым чекистом, "кому мы обязаны тем, что дело об убийстве Павлика Морозова стало известно всей Советской России". В интервью впервые открыто говорится, что делом Морозова занималось ОГПУ. Карташов вспоминает, что он узнал об убийстве Морозова, когда находился в соседнем селе Городищи, выполняя другое задание. Поинтересовавшись, начал ли следствие Титов, и выяснив, что нет, он поехал в Герасимовку, арестовал всех кого надо, и за ночь арестованные признались.
В 1982 году мы приехали к Спиридону Карташову в Ирбит. Сидя с нами в захламленной и убогой комнате, похожей на ночлежку, вспоминая свою жизнь, персональный пенсионер Карташов рассказывал: "У меня была ненависть, но убивать я сперва не умел, учился. В гражданскую войну я служил в ЧОНе (часть особого назначения). Мы ловили в лесах дезертиров из Красной армии и расстреливали на месте. Раз поймали двух белых офицеров, и после расстрела мне велели топтать их на лошади, чтобы проверить, мертвы ли они. Один был живой, и я его прикончил".
Одно время Карташов служил в Одессе в погранотряде и с группой чекистов задержал пароход с людьми, пытавшимися бежать от большевиков. Всех их построили на берегу моря и расстреляли. Потом наступила коллективизация, и Карташова, выросшего из солдата в помощника уполномоченного особого отдела ОГПУ, прислали в Тавду. Ему давали разнарядку сколько человек раскулачить. Карташов вспомнил, как он с солдатами карательного батальона сгонял под конвоем в церковь зажиточных крестьян со всего района. Оттуда без суда их сразу отправляли в ссылку.
"Коллективизацию проводили всяко, - вспоминает он.
– Бывало, сгонял единоличников в помещение, и кто не хочет вступать в колхоз, сидит на собрании под дулом моей винтовки до тех пор, пока не согласится". Карташов всегда носил два нагана: один в кобуре, другой, запасной, в сумке.
В 1932 году районный аппарат ОГПУ получил секретный приказ выявить, кто в деревнях антисоветчики и кто выступает против колхоза. Возле их фамилий в списках ставили букву "Т" - террор. В Герасимовку Карташов стал часто ездить потому, что там никто не хотел вступать в колхоз. Осведомителями у него в этой деревне были Иван Потупчик и еще двое.
"Вечером 11 сентября (новая дата, а не 13-е, как в журнале "Уральский следопыт".
– Ю.Д.) я приехал в Герасимовку и остановился на квартире у Потупчика, - рассказывал
– Детей уже похоронили, и осталось привлечь убийц. Никого Потупчик сам не арестовывал. Он был у меня осведомителем. Он только нашел трупы. Лица, настроенные антисоветски, уже были в списках с буквой "Т", они и убили детей. Я их сразу арестовал. На место убийства я не ходил, так как все было ясно. Никаких экспертиз не было. Преступники сознались - зачем же проверять?"
Карташов вызвал конвой из Тавды. Пришли пять солдат, и арестованных этапировали туда. "Конвоирование врагов советской власти на деревню подействовало хорошо, - сказал Карташов.
– Тут же было организовано собрание, чтобы зачислить крестьян в колхоз".
Мы спросили помощника уполномоченного о его начальнике.
– Быков в Герасимовку вообще не приезжал, - ответил Карташов, - он руководил из района. Без меня с этим делом Быков бы не справился. А командовали нами из Свердловска и Нижнего Тагила. Быков потом еще недолго работал и исчез.
– Куда исчез?
– А куда все. Работа у нас такая.
И Спиридон Карташов показал нам приказ по ОГПУ о себе: ему объявлялась благодарность "за преданность, дисциплинированность и стойкость при исполнении служебных обязанностей".
Многое выветрилось из памяти Карташова за истекшие полвека. Простим помощнику уполномоченного районного ОГПУ его стремление все заслуги в расследовании убийства приписать себе. Авторы книг о Павлике Морозове его вообще не упоминали, работа Карташова в те годы была не из легких.
– Я подсчитал, - скромно сказал он, - мною лично застрелено тридцать семь человек, большое число отправил в лагеря. Я умею убивать людей так, что выстрела не слышно.
– Это как?
– удивились мы.
– Секрет такой: я заставляю открыть рот и стреляю вплотную. Меня только теплой кровью обдает, как одеколоном, а звука не слышно. Я умею это делать - убивать. Если бы не припадки, я бы так рано на пенсию не ушел. Припадки были еще до войны, но я не придавал им значения. А в войну попал в госпиталь.
В медицинском заключении говорится, что Карташову в связи с эпилепсией противопоказано нервное перенапряжение.
Мы спросили о протоколе от 4 сентября.
– Не помню такого, - ответил Карташов.
– Это Потупчик врет. Я был в те дни в Тавде, с Быковым, в Герасимовку приехал 11 сентября.
Разговор наш закончился после полуночи, и Карташов, несмотря на возражения, заявил, что проводит меня до гостиницы. Он порылся в какой-то тряпке и сунул под пиджак за пояс солдатский клинок. "Немецкий, - сказал он, - сталь хорошая. А то у нас на улицах, бывает, балуются. Вы идите впереди, а я сзади". Мы молча шли в полной темноте минут двадцать. Спокойнее стало, когда показался фонарь возле гостиницы. Через лестничный пролет я увидел, как Карташов подошел к дежурной гостиницы и что-то записал на клочке бумаги, - наверное, сведения обо мне.