Допетровская Русь. Исторические портреты.

Федорова Ольга Петровна

Разных мнений придерживаются историки по поводу ярлыка на великое княжение. Так, известный русский учёный В. О. Ключевский, как и многие другие исследователи, считал, что в Орде великокняжеский Владимирский стол был «предметом торга и переторжки; покупной ханский ярлык покрывал всяческую неправду». А вот мнение Л. Н. Гумилёва: «Ярлык — это пакт о дружбе и ненападении. Реальной зависимости он не предполагал. Батый посылал ярлыки к правителям Рима, Сирии и других стран, от него не зависимых». Но это трудно сейчас доказать, так как княжеские ярлыки сохранились в малом количестве, в отличие от «митрополичьих». Даже если и получали правители Рима, Сирии ярлыки от Батыя, это не имело никакого значения для них: ведь они действительно не зависели от хана, в отличие от русских

князей. Но всё равно эта проблема ещё требует дальнейшего исследования.

Марксова характеристика монгольского ига: «Это иго не только давило, оно оскорбляло и иссушало саму душу народа», — стала хрестоматийной в советской литературе, тем более что она во многом совпадала с информацией, которую можно было почерпнуть из некоторых древнерусских источников, из дореволюционной и советской литературы, При этом, например, в учебной литературе почти не упоминались конкретные факты «военно-дипломатического, политического союза» русских и татар, и это во многом искажало объективную действительность ушедшей эпохи. В течение двухсотсорокалетнего периода зависимости от монголо-татар изменялись её степень и характер. Сотрудничество началось ещё при Александре Невском. Так называемая «челночная дипломатия» (поездки князя в Орду) осуществлялась при Иване Калите, при его сыне Семёне и других князьях, хотя эти поездки и сопровождались порою трагическими ситуациями. Так, сын московского князя Дмитрия Ивановича (Донского) был заложником у хана. Но, с другой стороны, Касимовское царство будет не раз выручать Русь.

Советским историкам трудно было согласиться с мнением Л. Н. Гумилёва, работы которого стали популярны в 80-х г. XX в., по поводу монгольских завоеваний XIII в. Он, в противовес устоявшимся, традиционным представлениям о монголо-татарском нашествии, утверждал: «...Не подходит к монголам надетая на них маска патологических агрессоров и разрушителей культуры... Наивная монголофобия была лозунгом либерально-буржуазной (модной) историографии» ^{86}. Однако если мы обратимся к летописным источникам, народным преданиям, фольклору, то увидим глазами людей того времени эти события как катастрофу космического масштаба. Методы сбора дани отражены, например, в русской народной песне об одном из баскаков хана Щелкана:

У кого денег нет,

У того дитя возьмёт,

У кого дитяти нет,

У того жену возьмёт,

У кого жены нет.

Того самого головой возьмёт.

А ведь древние источники, фольклор не принадлежат перу ни «модного» либерально-буржуазного историка, ни марксиста. В них отражены реальные страдания людей, ввергнутых в водоворот страшных событий, а не холодный ретроспективный взгляд на явление далёкого прошлого.

Так были ли жестокими монголотатары? Да, были. Они просто не могли быть другими в определённой ситуации — захватнической войны. Они были жестокими потому, что иначе не победили бы. Чингисхан и его последователи были крайне безжалостны и к объекту своей агрессии, не желавшему ему подчиниться, и к собственным провинившимся воинам. Но справедливы ли упрёки в жестокости из современной реальности кочевому ^{87}народу, который находился в периоде «исторического детства» и только-только перешёл от родового строя к государственному образованию? Оно, это государство, вошло в историю, озарённое яркой личностью Чингисхана. Тогда война была обычным способом разрешения международных проблем. Очевидно, под этим углом зрения нужно рассматривать и утверждения Л. Н. Гумилёва.

Задачей международного права монголов, отражённой в Ясе, являлось, как это ни странно сегодня звучит, установление вселенского мира. А одним из основных положений Ясы была определённая форма объявления войны — с гарантией безопасности населению враждебной страны в случае добровольного подчинения. Русь добровольно не подчинилась.

Монголо-татары, пришедшие на Русь, были язычниками. Вот что писал в этой связи католический монах Карпини, побывавший у Батыя после его погрома русских земель: «Татары верили в одного Бога, но также делали идолов из войлока и шёлковой

материи наподобие людей, ставили против дверей юрты и молились им, как покровителям скота. Они боготворили также своих умерших ханов и поклонялись солнцу, луне, воде и земле. Но, вообще, у них было много терпимости к вере, и христианские священники исполняли свою службу в часовне перед ставкою хана. Татары держались разных суеверий: считали за грех дотронуться ножом до огня, ловить и убивать молодых птиц, переломить кость о кость, пролить на землю молоко или другой напиток; но убивать людей было у них нипочем. Они сильно верили гаданиям и чарам, думали, что огонь все очищает, и потому послов проводили между двух огней, чтобы они не сделали вреда их хану; волхвы и гадатели имели у них большую власть». Потому и погибали в ханской ставке русские православные князья, не пожелавшие совершить языческие обряды.

В 1312 г. хан Узбек принуждал поволжских татар принять ислам. Некоторые отказались ему повиноваться. Часть из них погибла во внутренней войне (1312-1315). Те, кто уцелели, спаслись на территории Руси. Из них многие стали христианами. Христиан монголо-татарского происхождения было, конечно, гораздо меньше, чем мусульман. По мнению Л. Н. Гумилёва, крещёные монголо-татары стали «ядром московских ратей», которые разгромили войско Мамая в 1380 г., а также тех московских полков, которые остановили натиск Литвы в те же годы. Ещё и в XIX, и в XX вв. «добросовестные историки»

(как называл их Л. Н. Гумилёв): Н. М. Карамзин, С. М. Соловьёв, С. Ф. Платонов, А. Н. Насонов (его книга вышла в 1940 г. — О. Ф.) и др. — отмечали отсутствие «национальной» вражды между монголами и русскими. «Вражда началась лишь в XIV в., когда монголы растворились в массе поволжских мусульманских народов, т. е. через сто лет после смерти Батыя», — убеждал Л. Н. Гумилёв, но с этим не соглашаются большинство историков. Необходимо добавить, что в дальнейшем политика российского царизма была вполне лояльна и к исламу, и к народам, которые были ему привержены.

Крещёные татары знатных родов женились на русских девушках из боярских, дворянских семей. Потомки татар были и в семьях царствующих особ: Елена, мать Ивана IV; Ирина, жена Фёдора Иоанновича; царь Борис Годунов. Графы Шереметевы, графы Юсуповы, историк Н. М. Карамзин и др., судя по фамилиям, были явно татарского происхождения.

По поводу проблемы «отатаривания славян» Гумилёв уточняет: «А кто же, вообще говоря, отатарил славян? Женихи и невесты. Невест брали в Орде, женихи сами приезжали в Ростов (больше всего именно в Ростов) и там крестились и те и другие».

Итак, потомки крещёных татар иногда занимали довольно высокое положение в Русском государстве. Это были главным образом ханские родственники или родственники высокопоставленных чиновников хана. Однако идеализировать процесс «отатаривания славян» (как это благодушно называл Л. Н. Гумилёв), конечно, нельзя. Он не был безоблачным. Смешанные браки бывали и насильственными. Помимо ханских сборщиков податей, на Русскую землю приходили шайки татарских грабителей, которые уводили в плен молодых девушек, женщин, нередко становившихся татарскими жёнами. В одной из народных песен рассказывается подобная история. Пленная русская девушка стала женой татарина и родила сына. Вскоре попала в плен и её мать, которую сделали нянькой этого мальчика. Она поёт:

Ты баю, баю, моё дитятко, Ты по батюшке злой татарчоночек, Ты некрещёный, немолитвенный, А по матушке мил внучоночек, Мой внучоночек — русска косточка!

Южные и юго-восточные русские области особенно страдали от нападений бродячих шаек татар, сопровождавшихся грабежом, пожарами, пленением беззащитных людей. Обнищавшие крестьяне вынуждены были покидать южные земли и идти в холопы к богатым людям. Селились они и в княжеских вотчинах, но особенно охотно — на монастырских землях. А монастырям земледельцы были нужны: рабочих рук для обработки земли не хватало. Возле монастырей появлялись и посёлки, где люди занимались не только земледелием, но и ремеслом, торговлей. Здесь они находили охрану от татарского насилия.