Дополнения
Шрифт:
Недоброе поглотило Хинепири с головой и с сердцем, и она побежала искать мужа. Она долго бродила по берегу, плакала так, что уже начало темнеть. Вдруг услышала стоны, нашла и выкопала Тафаки из земли. С большим трудом она перенесла его домой, но как в полной темноте осмотреть и перевязать его раны? Она легла с ним, чтобы согреть, – дать почувствовать себя в безопасности. Дети просыпались, но, чтобы не тревожить их ночью и дать им выспаться, она искусно меняла беспокойство на беспечную весёлость, убаюкивала их.
Чуть забрезжил свет, Хинепири твёрдо решила никого не впускать в хижину. С солнцем она уже ничего не скрывала
Через несколько дней, когда Тафаки немного пришёл в себя, он сказал жене: «Принеси топлива и разожги огонь».
Хинепири вышла из дома и увидела недалеко высокое тонкое дерево вполне подходящее для костра. Она срубила его, потащила к дому и увидела, что Тафаки сидит у входа.
– Ты уже встал? Сейчас я разрублю это на брёвна.
– Нет, положи его прямо здесь и жги целиком.
Хинепири послушалась, и вскоре запылал костёр.
– Если родится сын, – сказал Тафаки, – назови его Вахие-роа (в переводе «Длинное Бревно Для Огня»), чтобы ни он, ни мы никогда не забыли этот день.
Что же Тафаки хотел помнить? Когда Хинепири вышла за дровами, он полежал в тишине и поклялся отомстить своим вероломным родичам. Но вдруг словно вспышкой озарило его мысли. Он задумался: «Я жив и хочу им отомстить. Почему же мой отец мёртв, а я всё ещё нахожусь на другом острове? Кто я для этих людей, и что я здесь делаю?»
И именно тогда Тафаки прозрел душой, откинул лишнее и сделался стремителен, как настоящий вождь. Память об отце и его смерти от чужого племени вдруг придала ему столько сил. Во много раз больше, чем недавно отнимала. И он пришёл утром к Большому дому звать людей со своими семьями уходить вместе с ним из этого селения. Многие воины за ним пошли.
2
Много-много лет назад Тафаки был ребёнком. Вспоминая то время, он думал, что у него два тела. И две души. Но как, имея два разных тела – маленькое тогда и большое сейчас – и две души – наоборот: большую и маленькую, – он тогда был и сейчас продолжает оставаться всё тем же Тафаки?!
Три его старших брата жили с матерью Урутонгой в одиночестве на берегу большого острова. По вечерам они собирались в своём доме. Дети танцевали, а мать смотрела на них и радовалась. Лишь один единственный раз вместо того, чтобы петь и хлопать в ладоши, она, наблюдая за сыновьями, вдруг начала пересчитывать их. Она показывала на каждого мальчика своим ещё молодым пальцем и называла имя. Этот сумбурный и на первый взгляд ничего не значащий пересчёт изменит много в её жизни. Всё начинается с малого. Но Урутонга не была философом. Она была практичной женщиной и именно поэтому доверила свои сомнения цифрам.
– Первый – Таха. Второй – Рохо. Третий – Вахо.
И тут она сбивалась, потому что из-за знакомых спин поглядывал ещё один ребёнок, совсем маленький. Урутонга начинала считать заново.
– Первый – Таха. Второй – Рохо…
Женщина запнулась, потому что уже на «второй» догадалась, что счёт снова не сойдётся.
– Откуда же взялся четвёртый? – разводила она руками.
– А я тоже твой сын.
– Здесь только мои дети, а тебя я вижу сейчас впервые.
– Ты родила меня – неужели
Урутонга удивлялась всё сильнее и слушала дальше.
– Меня окутали водоросли, и я перекатывался по волнам. Медуза прикрыла меня своим телом от мух и птиц. Так меня прибило к берегу, и мой прародитель побежал ко мне так быстро, как только мог. Он обогрел меня и спас у своего очага.
В этой самой неправдоподобной части своего рассказа Тафаки говорил иносказательно. Что обозначала медуза, волосы матери, старик, который очень быстро бегает, поймет не каждый, кто услышит, а лишь тот, – в данном случае та – кто должен услышать. Что скрывается за ужасающей тьмой мифа, и как научиться этим жить, думать этим? Увы, мы лишены этого дара… Нам уже не никогда до конца не понять, как человек дышал бесконечной глубиной своих обрядов и иносказаний, как пользовался этим. Слова к тому же обозначают больше, чем называют. То, что порой хочешь или не хочешь сказать, посредством слов трансформируется в особые образы, которые подобно волнам ходят в океанах и бьются о берег восприятия собеседника. Это магия, абсолютно осязаемая; со временем меняется лишь отношение к ней.
– Ты действительно мой младший сын! – сказала Урутонга. – Пойдём спать со мной, чтоб я могла вдоволь на тебя наглядеться.
И тут женщина совершила свой первый наивный просчёт. Хотя можно ли назвать это просчётом, если он сыграет в пользу её ребёнка. Однако если отбросить далёкое будущее, которое на тот момент ещё даже не существовало, её предложение и было настоящим просчётом. Предложив младшему сыну спать рядом с ней, она невольно заставила старших мальчиков позавидовать ему. Они дольше знают свою мать, чем этот выскочка. Они дольше любят её, но им она никогда не позволяла спать рядом с собой.
Им вдруг захотелось тех же почестей, что и новоприбывшему брату. Такие моменты бывают с каждым. Но как смешон человек! Сначала он ни о чём и не думает, а потом удивляется, как он без этого жил. Сначала он переживает, что у него ничего не будет, а потом, что ему нечего хотеть. Иногда же лучше, чтобы некоторые мечты так никогда и не сбылись.
Но мальчики завидовали: «В нашем рождении сомневаться не приходится. Раньше она кормила нас грудью и укладывала спать на мягкие циновки, а теперь, когда мы стали старше, даже не приласкает. А этот! Может он вскормлен водорослями или ещё чем. Может он и не её сын! Можно ли поверить, что он брошен в море и не утонул? А теперь этот маленький хитрец смеет называть нас своими братьями!»
Но тут в спор вступил Таха, самый старший:
– Ничего, пусть он тоже будет нашим братом. Пока не поздно, вспомним, как говорят взрослые: «С другом спор решай мирно, а с врагом – войной». Давайте постараемся, чтобы между нами не было вражды, и пусть чёрные мысли покинут нас здесь».
И пристыженные братья согласились и оставили своё недовольство.
Однако не взошло ещё солнце, а случилось ещё кое-что. Урутонга проснулась перед самым рассветом, когда мальчики спали, и покинула дом. Утром все заметили, что её нет. Старшие привыкли к отлучкам матери, но Тафаки очень огорчился и целый день тосковал. Вечером женщина вернулась. Все снова танцевали и пели, и на ночь Урутонга позвала Тафаки: «Пойдём спать, малыш». И утром всё повторилось, но никто снова не удивился.