Дополнительный человек
Шрифт:
– Я и не думал, что мне придется спать с ней, я просто не уверен, найду ли правильные слова.
– Тебе не придется ничего говорить. Тебе просто нужно быть молодым. Это ее отвлечет. Я думаю, она пригласила меня, чтобы проверить. Она сказала, что принимает только конструктивную критику. Так что, если я буду с ней очень хорош, она может взять меня обратно. Или это просто трюк, чтобы поиздеваться надо мной, чтобы я думал, что у меня есть шанс воспользоваться своей старой комнатой, и потом отвергнуть меня в качестве мести за мои оскорбления.
– Как вам удалосьоскорбить
– Я сказал ей, что у нее нет вкуса в одежде, что она вульгарна в отношении вещей, что у нее нет чувства социального слоя, что у нее слишком большая задница, что она похожа на седло, что она, возможно, моральный имбецил… Я думаю, что это – конструктивная критика. Она должна взять это за основу и строить на этом свои отношения. Она может даже пойти учиться в школу этикета.
– Вам в самом деле стоит извиниться. Это – немыслимая череда оскорблений, – сказал я.
– Не могу. Все это правда. Но я не собираюсь и дальше ее критиковать. Это будет форма извинения. Кроме того, я представлю тебя. Я тебя использую. Посмотришь, как это работает. В ответ будут бесплатные закуски и напитки и, может быть, обед.
Я боялся, что подведу Генри, но храбро пообещал:
– Сделаю для вас все возможное.
– Но самой большой нашей проблемой является другая женщина, Мэридит Лагерфельд, – продолжал Генри. – Она всегда была добрым другом. Она знает, что я порвал с Лоис, и пытается меня заменить. Она хочет получить мою комнату в Палм-Бич. Она долгие годы закидывала удочку, чтобы быть приглашенной туда. Она пускает в ход все свои чары, обещает Лоис, что будет представлять ее мужчинам. Но единственное, что она может достать, – это старые фрукты. Она – самый худший тип изо всех, какие взбираются по социальной лестнице. Она никогда бы не попала в Палм-Бич. Она бы была в четвертом списке.
– В каком же списке вы?
– Я двигаюсь из списка в список. От первого до последнего. Я хожу туда, где есть бесплатная еда, пока люди мною интересуются… Я полагаю, что я в первом списке, но я бы не сказал, что имею бешеный успех. Никогда не знаешь. Один год ты на коне, в другой год тебя скидывают… Мы должны увериться, что победили Лагерфельд. Пока ты будешь смягчать Лоис, я буду занимать Лагерфельд. Затем мы поменяемся женщинами. Лоис думает, что Лагерфельд может достать ей мужчин, но я могу предложить ей кое-что, чего Лагерфельд не может: роль в одной из моих пьес!
– В которой именно? – спросил я.
– В пьесе про Джордж Элиот, «Мертвая рука». Я нашел первую страницу, когда переворачивал вчера вечером кушетку, и мне пришла в голову эта мысль.
– Где же остальная часть пьесы?
– Скорее всего, в одном из саквояжей на кухне. Я ее найду.
– Как вы думаете, «Генри и Мэри всегда опаздывают» тоже лежит в чемодане?
– Нет, она была на полу весной во времена Беллмана. Он, наверное, поставит ее в Югославии и разбогатеет после постановки. Однажды мы найдем ее или он признается, что ее украл. Но «Мертвая рука» превосходно подходит для Лоис. Я устрою в Палм-Бич чтения и позволю ей быть Джордж Элиот. Она всегда хотела быть актрисой и многие годы
Генри принял душ, потом и я быстренько вымылся и начал одеваться. Я надел серые брюки, синий блейзер, белую сорочку и хороший галстук. Генри в своей комнате одевался приблизительно так же.
– Наша сила в твоей молодости и в моей пьесе, – сказал он. – Комбинация этих двух вещей может совершить чудеса.
– Не знаю, насколько молодо я выгляжу, – ответил я. – Вы знаете, я лысею.
– Ты не лысеешь, – сказал Генри. – Ты просто помешан на своих волосах. – Он вошел в мою комнату полуодетый, в штанах и футболке. – Позволь мне посмотреть. Наклони голову.
Это было немыслимо. Две инспекции двух сумасшедших за один день. Я зачесывал волосы назад, чтобы не было видно, что они редеют. Это было мое тайное оружие, да еще блондинистость, которая обманывала большую часть людей. Но, склонив голову, я показал Генри, как немногим раньше бездомному еврею, слабость волос в середине моего скальпа.
– Да, вижу, – сказал Генри. – Очень странно. Волосы выпадают не впереди или сзади, но ровно посередине… Думаю, тебе удастся справиться.
Я поднял голову и воскликнул:
– Я не справлюсь! Забудем об этом. – Я расстроился из-за того, что теперь Генри знает.
Он попытался исправить положение.
– Ну, лицо у тебя молодое. В качестве гомо сапиенс ты выглядишь неплохо. В профиль даже похож на Джорджа Вашингтона.
Это меня успокоило. Это был первый комплимент моей внешности, которым одарил меня Генри.
Он вернулся в комнату, чтобы продолжить одеваться. Я закончил со своим гардеробом и, усевшись на кухне, стал наблюдать за ним. Он взял гладильную доску, положил ее на плиту и принялся гладить пару тонких серых носков. Я просил его почему, и он объяснил:
– Чтобы высушить. Они мокрые после душа. Бомба против блох, вероятно, не убила всех маленьких вампиров, а они особенно любят мои лодыжки. Так что нужно по-прежнему стерилизовать носки.
Когда с носками было покончено, он сказал:
– Теперь посмотрим, какая из грязных рубашек больше подойдет?
Наконец он оделся, выбрав рубашку, пятна на которой заслонял галстук. Затем он заставил меня понюхать оба своих синих блейзера.
– У тебя великолепный нюх, – сказал он. – Лоис в прошлом жаловалась на запах от моей одежды. Она не осознает, что грязь – это привилегия аристократии, но сегодня вечером я должен ей угодить.
Генри по-настоящему льстил мне, поскольку видел во мне инструмент к своему успеху сегодня вечером. Сначала я оказался похож на Джорджа Вашингтона, теперь было оценено, а не осмеяно мое обоняние.
Я выбрал тот блейзер, который меньше пах жизненным опытом. Генри с благодарностью надел его, но в качестве меры предосторожности побрызгал одеколоном лацканы. Мы были готовы, но тут, как всегда, подняла свою уродливую голову отчаянная проблема ключей.
– Ключи. Ключи пропали! – возопил Генри. – Вот так. Взяли и исчезли. В последний раз их видели в Бутте, в Монтане.