Дополнительный человек
Шрифт:
– Спасибо, я уже поел, – сказал я. – Как Гершону понравился музей?
– Он чувствовал себя приподнято. Однако был смущающий момент, с ним все-таки рискованно появляться на публике. Мы были в кафе, я купил ему молока и печенья, и тут вошел Гарольд Гарольд – очень большая фигура в нашей театральной тусовке. Я не хотел, чтобы он меня видел, я был одет как сейчас – в поэтические лохмотья. (На Генри был его обычный костюм: потрепанная спортивная куртка, запятнанные коричневые штаны, запятнанная рубашка и драные башмаки.) Но он подошел прямо к нашему столу.
– Это его настоящее имя? Гарольд Гарольд?
– Да. Он урнинг. [15]
15
Урнинг– гомосексуалист, педераст. Термин предложен Карлом Генрихом Ульрихсом (1825–1895) и происходит от имени богини Урании, родившейся не от женщины, а от мужчины – бога Урана.
Я что-то чувствую у себя под задом
23 декабря, накануне Рождества, «скайларк» окончательно преставился. Генри явился домой около девяти вечера и рассказал мне о своем несчастье.
– Это произошло в Куинсе, где мы искали автомобиль. Но у всех бедных чересчур дорогие машины. Вот в чем проблема этой страны – у бедных слишком много денег. «Бьюик» начал сдавать. Умирал и заводился снова. Я еле-еле добрался до парковки в Куинсборо. Думал, что в машине просто кончился бензин. Пошел на станцию, набрал бутылку из-под содовой. Мне удалось залить немного бензина, но большую часть я расплескал на парковке, сделал там лужу. Какой-нибудь студент мог запросто поджечь парковку окурком сигареты. Поэтому я убедил охранника, что лучше я ее подожгу. Охранник говорил: «Это немаленькая лужа». А я говорил – маленькая. Но она былаглубокой. Дым валил, как из преисподней. Я попытался завести машину, чтобы выбраться оттуда, но она не двигалась. Я крадучись покинул парковку. У меня уже было столько стычек с охраной, что я просто не мог больше слышать, как они говорят: «Доктор Гаррисон опять взялся за свое. Оставил еще одну большую черную отметину на парковке».
На следующий день, в канун Рождества, Генри и Гершон отправились в Куинс на поиски машины. Они вернулись рано вечером. Поскольку «скайларк» приказал-таки долго жить, я эгоистично радовался своему решению не давать Генри «паризьен». Дать ему автомобиль означало лишиться его.
Генри смирился с положением дел – у него не было машины, он не мог попасть во Флориду, но он не пал духом. Ему пора было упаковывать вещи, потому что канун Рождества и само Рождество он собирался провести в доме Вивиан Кудлип в Филадельфии. Она прислала за ним лимузин, с таким расчетом, чтобы он прибыл в Пенсильванию к обеду. Пока Генри паковался, мы болтали о том, как я смогу помочь ему найти машину. Предполагалось, что мы займемся этим, когда он вернется от Вивиан и у меня будет несколько выходных. Мне это понравилось, потому что давало возможность побыть с ним какое-то время и загладить то, что я не одолжил ему «паризьен», хотя с деньгами Генри нам вряд ли светило найти что-либо подходящее.
Во время нашей беседы я сидел на белой кушетке, а Генри искал чистые рубашки для смокинга. Вдруг я почувствовал что-то у себя под задом. Сначала я это проигнорировал, но потом сунул под себя руку и нащупал серовато-желтый аппликатор для туши. Я протянул его Генри.
– Что это? – спросил я и добродушно пошутил: –
– Я бы этого не сказал, – отвечал Генри с важностью.
– Почему бы и нет?
– О таких вещах не принято говорить.
– Ну тогда я могу подумать, что вы сами им пользовались.
– Да, – сказал Генри с облегчением. – Я переодевался женщиной.
– Вы готовы скорее признать, что переодевались женщиной, нежели признать, что развлекали женщину?
– Вот именно.
Генри закончил паковаться и посмотрел на меня. Я все еще держал щеточку для туши. На его лице появилось смиренное выражение. Брови разгладились, щеки слегка опустились. Он не хотел, чтобы я выступал с последующими предположениями о происхождении щеточки или поверил его выдуманному рассказу о том, что он переодевался женщиной.
– Я использую тушь для волос, – сказал он. – Начинаю с корней и зачесываю их назад. Это меняет весь цвет. Это трюк, которому я научился в театре.
Тайна волос Генри в конце концов открылась! Я пытался улыбаться не слишком широко, но меня переполняла радость. Я медленно постигал его, часть за частью. Я уже знал, почему он заранее спускает воду в унитазе, а теперь узнал о его волосах… если я буду терпелив, то дойду до сути всего.
Меня восхитило такое использование туши. Очень остроумно. Генри мог прятать щеточку в карман и выходить из ванной комнаты преображенным, мистифицируя меня. Никаких красок, никаких снадобий, которые мог бы обнаружить въедливый сыщик, вроде меня. Я вспомнил, что видел щеточку для ресниц в машине. Так что улики были.
– Должен сказать вам, – сообщил я, – что иногда у вас на лбу бывают пятна… как в день покаяния. – Я всегда стеснялся намекнуть ему об этом, но, поскольку правда вышла наружу, конструктивная критика была уместна. Я надеялся, что отсылка к религии смягчит удар.
– Да, я знаю. Всегда есть проблемы. У нас слишком много проблем. Но самое лучшее – не думать о них. Лучше дарить друг другу подарки, чем думать о проблемах. – Генри дотянулся до тумбочки и вытащил чистый пластиковый пакет примерно с дюжиной рождественских шариков, бывших в употреблении. – Я забыл отдать тебе это. Прихватил на распродаже, когда мы Гершоном ездили в Нью-Джерси. Теперь можешь завести собственную коллекцию.
Генри пошел на кухню, положил рождественские шарики в глубокую тарелку, отнес их в мою комнату и поставил на подоконник. Мгновение мы стояли, восхищаясь ими. Теперь и у Генри, и у меня стояло по миске с рождественскими шариками, словно по шкатулке с драгоценностями. Мне нравилось быть таким же, как он. Рождественские шарики были для Генри способом признать, что я достиг определенной степени постоянства, что я никуда не уйду.
– Благодарю вас, – сказал я, – но я чувствую себя ужасно, я не приготовил вам подарка. – Я боялся, что Генри отвергнет все, что бы я ни купил, поэтому не стал зря тратить деньги.
– Все в порядке, на самом деле я не собирался дарить их тебе. – Он хотел меня утешить. – Я купил их для себя. Не мог устоять. Но моя чаша переполнена. Так что не беспокойся, и потом, они стоили только двадцать пять центов…
Я трачу больше денег на Вивиан. Я приобрел для нее поддельный шелковый шарф от Шанель на Канал – стрит за десять долларов.
– Очень мило с вашей стороны, – сказал я.
– Это меньшее, что я мог сделать за все, что она дает мне. И конечно же чтобы ее благодеяния и в будущем не оскудели. – Генри хихикнул. Он был искренен только наполовину, на самом деле он не был до такой степени меркантильным. – Но даже если она перестанет обхаживать меня, я все равно буду ей полезен. Она мне нравится. Ох, тяжело это бремя богатства – никогда не знаешь, любят тебя за то, что ты есть, или за твои деньги.