Допплер
Шрифт:
Рогер оказался мировым парнем. Он рассказывает мне об отмычках и дает еще немало ценных советов о том, как проникать в чужие дома. Чем дольше мы выпиваем и беседуем, тем больше он мне нравится. По мере убывания спирта мы обнаруживаем все больше общих интересов, особенно нас сближает любовь к жизни на природе, к лесам и полям, что же до раздела откровенных признаний, то Рогер давно уверился в том, что его ждет рак простаты, как и его отца, и очень из-за этого переживал, но недавно вычитал, что 20—25 семяизвержений в месяц существенно уменьшают риск заболеть. Поэтому теперь он извергает семя налево и направо и выяснил, что особое удовольствие ему доставляет, когда сперма попадает на вещи, созданные совсем не для этого. Например, на книги, говорит он, или журналы, или там вазы. И что самое приятное — подружке его это по сердцу.
Ближе к рассвету я спрашиваю его, зачем он лез к нам.
— У вас есть система «Primare», — говорит он.
— Есть, — подтверждаю я.
— Хорошая вещь, — говорит он. — Шведский Hi-Fi в прекрасном исполнении.
— И ты собирался забрать всю эту муру целиком? — спрашиваю я.
— Собирался, — говорит он. — Машина стоит за углом, и я думал вынести всё за две-три ходки.
— Вместе с колонками?
— Да, — говорит он. — «Audiovector»— тоже хорошая марка. Датское качество. В вашем районе у многих техника Hi-Fi скандинавского производства. Это верный признак денег. Сам можешь прикинуть, во что обходится производство вещей такого качества в наших широтах, с нашим уровнем зарплат. Дорого, само собой. Но всем хочется чего получше. Разве можно слушать Баха, или что там вы слушаете, на балалайке из Азии. Это вроде как недостаточно хорошо. Вам же надо не просто хорошо, а еще с наворотиком. Тут вы за несколькими тысчонками не стоите.
— Тебе какая часть системы особенно глянулась? — спрашиваю я.
— Проигрыватель CD-DVD дисков, — отвечает он.
— Забирай, — предлагаю я. — Из-за меня у тебя ночь, можно сказать, пропала. По моей вине ты недополучил заработок. Так что давай, забирай.
— Ну нет, — говорит он. — Это уж слишком. Я не хочу.
— Бери, бери, — настаиваю я. — Моя жена любит слушать радио, поэтому отдавать приемник мне не очень хочется, и он не действует без усилителя, да и без колонок выходит ерунда на постном масле, а вот проигрыватель дисков забирай смело. И ты меня премного обяжешь, если заодно прихватишь и DVD-коллекцию моего сына. Обширная подборка, включающая в себя и Строителя Боба, и Телепузиков, и Пингу, и Паровозика Томаса. Я тебе гарантирую, что любой современный ребенок придет в восторг от этого собрания. У тебя самого, кстати, дети есть?
— Двое, — горделиво отвечает Рогер, рассказывает, как кого зовут, и предъявляет мне фотографии, которые носит в бумажнике.
— Повезло тебе, — говорю я и ухожу за коробкой для проигрывателя и гарантийным талоном на него.
Я рисую Рогеру, как найти мою палатку, и он обещает навестить меня, а потом я выхожу на террасу и машу вслед увозящему его такси.
Почти сразу вслед за тем просыпается Грегус и приходит в гостиную посмотреть до ухода в садик мультик, как он любит.
— К сожалению, Грегус, мультиков сегодня не будет. Ночью к нам залез вор и унес проигрыватель и все твои диски.
Он, естественно, ударяется в рев и гундит, что мы должны немедленно звонить в полицию. Я решительно хватаю трубку и разыгрываю полный драматизма разговор со следователем, из которого Грегус понимает, что пока еще вор не схвачен, но на его поимку брошены все силы. Положив трубку, я говорю Грегусу, что это, по-моему, был вполне симпатичный вор. Почти как в его книжке о разбойниках из города Кардамона. Добрый внутри. Пусть пользуется нашим проигрывателем, говорю я, ему он, наверно, нужнее, чем нам. Ты ведь можешь начать копить на новый. А фильмы эти ты бы все равно скоро перерос. Не вешай нос. Лучше взгляни на ситуацию как на новый шанс, как на интересный поворот жизни. Это то, о чем мы всегда мечтаем, говорю я. Что в одно прекрасное утро мы свернем на дорогу, о которой и думать не думали. Грегус, у тебя это утро сегодня, говорю я,сейчас.
Вручив Грегуса и фрукт воспитательнице, я мелкой рысью бегу к лесу, чтобы проверить, как там Бонго. Весь мокрый и чуть живой он лежит у палатки, я оправдываюсь, говорю про форс-мажор и обещаю, что такое впредь не повторится, но Бонго обижен, раздосадован, не желает со мной общаться и остается неумолим чуть не целый час, который я у костра растираю его полотенцем, напевая частушки из нашей богатейшей сокровищницы фольклора. Потом мы оба засыпаем, а просыпаемся уже ближе к вечеру, так что нам приходится бежать вприпрыжку, чтобы успеть в детский сад к закрытию. У меня не хватает
Грегус весь в отца, лесная душа. В нем это живет. Инстинкт охотника и собирателя так же глубоко укоренен в его естестве, как и во мне. Мы жарим мясо, насадив на палку, и жуем, вольготно привалясь спиной к Бонго каждый со своей стороны, но когда время подходит к детской передаче, по телу Грегуса пробегает дрожь. У него нет часов, он ничего в них и не смыслит, но импульс — вот он, ощутимый, конкретный, физиологический. Ребенок чувствует: тут что-то не то, а словами выразить не может. Я тоже молчу. Время детской передачи настает и проходит, а Грегус так и не осознает, что наступило и прошло. Постепенно его беспокойство рассеивается, и он принимается играть с Бонго. В темноте Грегус собирает за палаткой шишки, и я понимаю из его криков, что он считает, будто занимается этим на пару с Бонго, хотя как раз собирать лось ничего не может. Перед сном мы играем партию в лото. Бонго, естественно, продувается, а я раздумываю над тем, не поддаться ли мне Грегусу, но решаю, что победа может привести к развитию синдрома отличника, и в конце концов вырываю у Грегуса победу, да еще сыплю ему соль на рану, подчеркивая, что я выиграл, а он проиграл. После чего он засыпает у костра в моем спальнике. А я сижу, смотрю на него в сполохах костра и с радостью думаю, что он мне нравится. Хотя бы мой сын мне нравится, его общество я выносить могу.
На следующее утро я слышу у палатки шум. Мы с Бонго вылезаем и видим типичного избирателя «Хёйре» — спортивного, подтянутого, с собакой, — надменно рассматривающего палатку.
— Вам известно, что вы не имеете права стоять с палаткой на одном месте более трех дней? — спрашивает сей господин консерватор.
— Известно, — отвечаю я.
— Мне представляется, что палатка простояла здесь гораздо дольше, — говорит он.
— Возможно, — отвечаю я, — и раз уж мы начали с вами разговор, я бы посоветовал вам в следующий раз тут не проходить, — говорю я.
— Вы не можете мне это запретить! — вскидывается он.
— Безусловно, но я хочу еще раз подчеркнуть, что вы меня весьма обяжете, если в следующий раз выберете для своих прогулок иной маршрут, — говорю я.
— Это мы посмотрим, — говорит он.
— Папа, кто там? — кричит Грегус изпалатки.
— Один из тех, кто голосует за правых, — отвечаю я, — Спи.
— Будьте уверены, я сюда еще вернусь! — говорит он, — И я запомню сегодняшнее число.
— А какое сегодня число? — спраши ваю я.
— Тринадцатое декабря [9] .
И тогда я непроизвольно открываю рот и начинаю петь. Годы утренников и праздников в саду и школе оставили такой неизгладимый след в моей психике, что я невольно начинаю петъ, едва произнесут это число.
— Ночь, — запеваю я тихо, — и черным-черно в хлевах и спальнях, но солнце спит давно, — продолжаю я.
— …В пределах дальних, — присоединяется ко мне из палатки тоненький голосок Грегуса.
— Но вот уж на крыльце в сияющем венце, — поем мы, возвышая голоса, — святая Люсия, святая Люсия [10] .
9
Тринадцатое декабря — праздник святой Люсии Светоносной.
10
Канон святой Люсии. Перевод Юрия Вронского.