Допрос с пристрастием
Шрифт:
В начале шестидесятых годов, когда грянуло массовое сокращение армии, на окраине Тиходонска начали отводить земельные участки военным, закончившим службу в звании не ниже полковника. На десяти сотках отставники строили саманные и деревянные халупы, разбивали сады и огородики, дававшие ощутимую прибавку к пенсии. Прошли десятки лет, Тиходонск вырос, расстроился и окружил панельными девятиэтажками бывшую окраинную слободку. К началу третьего тысячелетия зеленый с большими участками поселок оказался почти в центре и стал привлекать внимание зажиточных горожан. Еще бы: вокруг бурлил миллионный город, журчали канализационными трубами густонаселенные многоквартирные муравейники, неслись по загазованным улицам плотные
Начался строительный бум: старые развалюхи выкупали, тут же сносили, а на их месте возводили шикарные особняки… Ажиотажный спрос определял конъюнктуру, вскоре стоимость земли дошла до миллиона рублей за сотку, но это никого не смущало. Элитный коттеджный район сохранил старое название – «поселок полковников», хотя полковников в нем осталось – раз, два, и обчелся. Сейчас его с большим основанием можно было именовать «поселком новых русских».
Виталий Васильевич Комарницкий не принадлежал к этой категории. Он остался старым русским и полноправным старожилом «поселка полковников» во всех смыслах. То есть он быт, мягко говоря, немолод, участок получил за полковничьи погоны, сам построил дом, разбил сад, огород и десятки лет вел неторопливую жизнь коренного поселкового жителя первого поколения. Происходящие перемены его не радовали. Те, самые первые полковники и генералы, в основном перешли в мир иной, их наследники постепенно продавали участки, тут и там вместо скромных домиков дачного типа, словно грибы-мутанты, вылезали громадные особняки, облепленные спутниковыми тарелками. Их окружали ненашенские ландшафты, созданные высокооплачиваемыми дизайнерами, и высокие глухие заборы.
Хлопнула дверь. Пришла законная супруга, Мария Ивановна, с которой мирком да ладком прожито ни много ни мало, а почти полвека – бойкая живая старушка с вечно озабоченным лицом.
– Ничего не продала, – с порога сообщила она. – Объясняю, мол, яблочки зимние, до весны лежать будут, только сладость набирать… Все равно не покупают. А чего им, вон теперь какой универсам отстроили – там круглый год все купить можно… Если денежки есть… А где их напастись? Хлеб подорожал, колбаса… Говорят, и на землю налог подымут…
– Ничего, картоха уродилась, не пропадем, – возразил муж.
Военный фильм закончился. Теперь какие-то босые люди били друг друга ногами, норовя попасть в голову или живот. Комарницкий этого спорта понять не мог. На Руси в честном бою такое всегда запрещалось.
– Крышу картохой не перекроешь… А зимой опять течь будет…
– Да сделаю я чего-нибудь… Борьку или Лешку попрошу, в сарае рубероид еще остался. Залезть трудно, бес его возьми… Чего там эти буржуи?
Хотя сам Комарницкий жил в незатронутом переменами квартале, где обитали немногочисленные военные пенсионеры, но как бывший начальник штаба и пожизненный активист ревниво присматривал за новоселами: чтобы не прихватывали своими заборами общественную землю, не подключались без разрешения к уличной электролинии, не устраивали свалки мусора где попало. По его разумению, никто не имел права нарушать порядок и вводить в привычном поселковом мирке свои правила.
Мария Ивановна махнула рукой.
– А чего им? Давеча иду, а как раз свет отключили, так у них вся улица – у-у-у! У-у-у-у! Электростанции работают..
На узкой улочке показались два огромных, как танки, черных внедорожника. Комарницкий насторожился. Машины, почти задевая бортами обшарпанный зеленый штакетник, бесшумно прокатились мимо его дома.
– Лекарств
Но Виталий Васильевич уже не слушал. Он накинул старый камуфлированный бушлат, привычно приготовился к неожиданностям и, распахнув калитку, пошел следом. На свои семьдесят восемь лет он не выглядел – сухой, жилистый, с быстрыми движениями. Грубоватое морщинистое лицо, розовое от свежего воздуха, светилось энергией и жаждой деятельности. А то, что съемный протез при разговоре немного чмокал… Так Брежнев с такой же ерундой на съездах партии часами читал доклады!
Черные джипы притормозили на перекрестке. Комарницкий обратил внимание на номера. О, из самой Москвы! Неужели это те самые приехали? Выбравшиеся наружу трое мужчин в костюмах негромко переговаривались. Один из них фотографировал дряхлые домишки вдовы полковника Муратова, сына полковника Косорезова, дочери полковника Буранова. Женщина в красивой кожаной курточке с меховым воротничком с интересом рассматривала окрестности и заглядывала в карту, предупредительно развернутую перед ней самым молодым из спутников. На подошедшего аборигена пришельцы не обратили никакого внимания.
Комарницкий тактично кашлянул:
– Хм… Здравствуйте…
Четыре пары глаз уставились на него, как на ожившее дерево.
– Здравствуйте, – холодно произнесла женщина. Она была симпатичной, но непривлекательной. Какой-то строгой, начальственной, что ли…
– Вы что-то хотели?
На лице Виталия Васильевича появилась добродушная улыбка. Он сделал еще один шаг вперед. При этом вид у него был не менее удивленный. Будто встретил инопланетян. В принципе, так оно и было. Здесь, в сохранившемся без изменений квартале, на грунтовке, среди деревянных домишек отставных полковников и небогатого пейзажа, люди на огромных машинах, в дорогих костюмах, остроносых лакированных туфлях, с высокомерным выражением холеных лиц, смотрелись чуждыми элементами. Куда менее органичными, чем отставной полковник в старом камуфлированном бушлате и обрезанных резиновых сапогах. Который умело изображал простодушного провинциального аборигена.
– Конечно, хотел, – весело согласился Комарницкий. – Вот, интересуюсь, что вы тут такое производите?
– Что производим? Где вы видите производство? – не понял один из мужчин, с тонкой белой полоской давнего шрама на загорелом лице и с перекошенным ртом. Виталий Васильевич определил в нем чуть более высокомерия и властности и тут же сделал вывод, что он здесь старший.
– В том смысле, какие вы тут действия производите? И с какой такой целью?
– А с целью вашу жизнь улучшить, дедушка!
– Вот те на! – удивился Комарницкий. – Это что-то в лесу сдохло! С тех пор как Хрущев нас в отставку отправил, мне вот кто жизнь улучшает!
Он выставил вперед большие, грубые, как лопаты, кисти.
– Раньше я на полковничью пенсию жил, как кум королю! А теперь крышу перекрыть не могу, бабке на лекарства не хватает, хожу с голой жопой! Да и другие также бедуют. А эти ваши лимузины небось ценой как самолеты? Сытый голодного не разумеет… Так с чего вы мне помогать решили?
– А разве хорошо вот так, без асфальта, в курятниках жить? – спросил второй пришелец.
Старый отставник мигом смекнул, что к чему.
– А-а-а, так вот откуда ветер дует! У нас тут слух прошел, что всех переселить хотят, а землю нашу застроят небоскребами американскими!
Человек со шрамом рассмеялся. Перекошенный рот при этом принял и вовсе противоестественный вид.
– Правда, прелесть, Галина Васильевна? Американскими небоскребами! Почему американскими-то, батя?
Но Комарницкий не принял шутливого тона.
– Не получится у вас ничего! – отрезал он. – Ни в жизнь нас не выселите!