Дорога дней
Шрифт:
— Чего деретесь, кто это вас побил?
Багдасар явно ошибался; он думал, что другие ребята избили меня и Вазгена.
— Взрослые парни, и не стыдно вам, малышей обижаете?..
Багдасар так и не узнал правду. Прозвучал звонок, и сверху вместе со звонком раздался приказ бывшего генерала:
— Разойдись, ма-арш…
— Да-с, — отозвался кто-то в толпе мальчишек.
Все невольно фыркнули. Напряжение спало, мы разбежались по классам.
С этого дня жизнь Погоса в школе стала невыносимой. Правда, за Погоса была большая часть ребят, но сам Погос потерял интерес ко всему, ходил подавленный
Ничего не помогало, Погос решил оставить школу.
— Не могу, пойду в мастерскую, — твердил он.
НОВАЯ ОБСТАНОВКА
После пожара в нашей жизни снова произошли значительные перемены. Подобно карточному домику, рассыпался кружок ликбеза. Душой кружка был Погос, а ему, понятно, было теперь не до этого. Амо и моя сестра Зарик, воодушевленно работавшие в кружке, без Погоса чувствовали себя как без рук. Так что о продолжении занятий не могло быть и речи.
Взрослые восприняли весть о прекращении работы кружка по-разному. Газар сожалел больше всех и говорил с упреком:
— Не повезло, опять неучами оставаться!
Очень обрадовалась тикин Грануш, злобно косившаяся на нашу затею из-за Каринэ, которая, вопреки воле «невестки-ханум», твердо решила научиться читать и писать.
А Каринэ? Каринэ менялась прямо на глазах. Зарик продолжала с ней заниматься и все не могла нахвалиться:
— Очень, очень понятливая Каринэ, уже трудные уроки учит.
Кончался февраль, но в этом году приближение весны не радовало нас, как прежде: все мы были подавлены арестом отца Погоса.
Кооперативный магазин снова начал работать. Теперь он стоял рядом с гробовой лавкой Арутика, на месте заброшенного скобяного склада. В новом помещении не было окон, здесь было темно и неуютно, поэтому парон Рапаэл говорил с усмешкой:
— Совсем как магазин Петроса Масисяна [25] .
Но товарищ Сурен и Газар уверяли, что к весне старое помещение восстановят.
25
Петрос Масисян — персонаж романа армянского писателя Раффи «Золотой петух».
— Вот увидите, лучше прежнего будет, — говорил Газар.
А мать Погоса тяжело вздыхала!
— Да, все беды только на нашу несчастную голову свалились, больше в этом деле никто не пострадал.
Погос теперь чаще сидел дома, ходил мрачный и озабоченный. А вскоре, как мы ни отговаривали его, все же бросил школу, и товарищ Сурен устроил его в механическую мастерскую. Возвращался он домой усталый, грязный. Я и Чко выходили встречать его. Когда Погос и Сурен появлялись в конце улицы, наши сердца щемила жалость. Товарищ Сурен шел, бодро посвистывая, а за ним, разбитый, плелся Погос.
Завидев нас, Погос грустно улыбался, здоровался и, словно стыдясь чего-то, быстро проходил к себе. А товарищ Сурен, как всегда, весело говорил:
— Честь имею доложить товарищам командирам, что новый рабочий Погос Мурадян, находящийся в моем распоряжении, устал. Разойтись!
Приняв его «рапорт», мы расходились опечаленные.
Скоро мы потеряли и Амо. Теперь
С нами они бывали только по воскресеньям. В такие дни Погос становился прежним, был чисто и опрятно одет, только в огрубевшую кожу его рук накрепко въелся металл. Мы снова играли, забывая о повседневных делах, но стоило вспомнить об аресте отца Погоса, как тускнели наши лица, обрывалась игра.
И взрослые стали замкнутыми. По вечерам больше не собирались послушать чудесные сказки Мариам-баджи, каждый ушел в свои дела и заботы.
Врам выделялся среди всех… В последнее время он постоянно напивался. Выводили его под руки из кофейни «Наргиле» или из другого питейного заведения пьяного, с налитыми кровью глазами, с распухшим огромным носом. Дома он, как правило, избивал Эрикназ, осыпая ее ругательствами.
Но случалось, Врам возвращался не особенно пьяным. Тогда, как говорил мой отец, он становился «слаще патоки», улыбался, вперив неподвижный взгляд в одну точку, старался ходить прямо, не покачиваясь, и то и дело плакал, просто так, без всякой причины… В такие дни он щедро раздавал ребятишкам дешевые конфеты, и больше всех доставалось Погосу и Мко.
Как-то в воскресенье, когда я, Чко, Погос и Амо играли во дворе, из дома парона Рапаэла послышался крик. На балкон выскочила Каринэ, а за ней тикин Грануш. Одной рукой Грануш воинственно размахивала шваброй, а в другой держала несколько книг и тетрадей. Каринэ с громким плачем, припадая на одну ногу, бросилась к Мариам-баджи, а Грануш с балкона швырнула ей вслед книги и тетради. Как раскрытые веера, они закружились в воздухе и упали в снег, а тикин Грануш уже сыпала проклятиями:
— Чтоб тебе провалиться, бесстыжая! Ученой заделалась на мою голову! В доме все вверх дном, а она сидит, книжки себе почитывает. Вот погоди, придешь домой, эту швабру о твою голову обломаю, не будь я Грануш!
— И чего тебе нужно от бедной сиротки! — возмутилась Мариам-баджи.
— Сдалась она мне! На голову села, барыня…
— Я буду, буду читать! — плакала Каринэ.
Неожиданно взорвался Погос:
— Ты… ты… какое ты имеешь право бить ее?..
Но Грануш не дала ему договорить:
— Заткнись, бандитское отродье!
На минуту все оторопели.
В это время раздался голос Врама, стоявшего в дверях своего дома:
— Неправда, неправда, его отец не бандит, его отец… Сама ты бандитка, и твой муж…
Вышел Газар. Он не слышал предыдущего разговора и, накинувшись на Врама, грубо втолкнул его в комнату. Ни к кому не обращаясь, Газар зашумел:
— Что за галдеж устроили? Не двор, а настоящий духан!
Тикин Грануш с проклятиями вошла в дом. Амо подобрал рассыпанные книги и тетради. Мариам-баджи увела Каринэ. А мы с помрачневшим Погосом вышли на улицу. Воскресенье, как говорил мой отец, пошло «насмарку».
ВМЕСТЕ С ВЕСНОЙ
Настала весна. Возобновилось строительство школы. Стены поднялись на несколько метров. Каждое утро, после службы, отец Остолоп приходил сюда и внимательно следил за работой. Лицо его вытягивалось с каждым днем. Рабочие и мастера, успевшие привыкнуть к нему, шутили: