Шрифт:
Алексей РУНДКВИСТ
ДОРОГА ДОМОЙ
Свинцовые холодные волны накатывали на черный галечный пляж. Угрюмое небо сурово смотрело на разбухшую от непрерывного дождя землю. Промозглый ветер гнал мелкую водяную пыль, бросая ее в окна прибрежного санатория, откуда сквозь струящуюся по стеклам воду меня провожали взглядами грустные лица отдыхающих.
Я шел по самой кромке прибоя. Море, то и дело бросалось на берег и не
Я шел домой. Над темными валами, перекидывающими друг другу обрывки пены, будто играя в какую-то замысловатую игру, тоскливо и одиноко звучал крик чайки. Она то же была одна над серой пенистой равниной. Она была одна, но это море, этот мокрый мир с низким тусклым небом, эти темные блестящие скалы был ее домом, ее родиной. Она никогда не знала ничего другого.
Я шел домой, и мелкие дождевые капли скатывались по плечам. Мой шерстяной плащ давно должен был промокнуть, но вода будто бы понимала что-то и не спешила покидать этот берег, укрывшись в складках материи.
Я шел домой, не зная дойду ли когда-нибудь или так и буду шагать по краю мира всю жизнь.
– Остановись... Подумай...
– шептали голоса, неведомых доброжелателей, - Ведь ты никогда не сможешь его найти...
– У тебя нет дома? Так купи его!
– назойливо кричали размалеванные красотки с рекламных щитов.
– Остепенись, найди работу, заведи семью, детей...
– советовали знакомые. И уверяли:
– Ты будешь счастлив!
Но я только качал головой в ответ и грустно улыбался особо настойчивым доброхотам.
– Это все не для меня... Что бы я ни создал здесь, все будет лишь копией чего-то большего. Чего-то невообразимо, невероятно прекрасного, спрятанного где-то совсем рядом, очень близко, может быть за ближайшим поворотом... Надо лишь найти это.
– Но послушай...
– возражали они, семеня рядом, - Подожди...
– и отставали один за другим, не зная, что еще сказать, а я шел и шел вперед. Один.
...Здание последнего санатория скрылось из виду, утонув в мокром тумане. Смолк позади и голос чайки, а дождь стал вдруг едва заметен лишь тихонько, самыми мелкими каплями, напоминая о себе. Даже ветер перестал хватать полы плаща, видимо, окончательно утратив надежду меня удержать.
Черная
Я шел, чувствуя как с каждым моим шагом звуки этого мира затихают, и их место постепенно занимает тишина, звенящая, словно тонкая натянутая струна.
Неожиданно, будто соткавшись из, до того невидимых, нитей или протаяв в запотевшем стекле, впереди появилась высокая фигура медленно двигавшаяся мне навстречу.
Человек напоминал кого-то очень знакомого. Казалось последний раз, я видел его совсем недавно, а до того знал всю жизнь. Вот только сейчас никак не мог его вспомнить.
Ветер не теребил полу длинного плаща, вода стекала по его плечам не впитываясь в шерсть, а глаза смотрели с на меня с грустной все понимающей улыбкой.
– Здравствуй, - сказал он и коснулся ладонью дрожащей призрачной поверхности между нами.
– Здравствуй, - сказал я, и то же коснулся ее.
– Ищешь?
– спросил он
– Да, - ответил я, - а ты?
– Уже нет, - вздохнул он и отвел глаза.
– Но... но почему? Ведь я уже так близко...
– Да, - согласился он, - близко. И всегда будешь почти рядом с ним...
– Так ты старше меня?
– Да, - он кивнул, - на десять лет.
– Значит... значит я никогда не смогу его найти? Он ничего не сказал, только снова вздохнул.
– Но я буду искать, буду идти, пока хватит сил...
– Знаю, - грустно ответил он. Секунду мы смотрели друг другу в глаза, а потом разом шагнули вперед в туманную поверхность зеркала.
Тонко звеневшая струна вдруг лопнула, оборвав краткую паузу в неудержимом потоке лет. И вновь звуки нахлынули на меня со всех сторон: шорох волн, тихий шелест дождя, а далеко позади, продолжал тоскливо звучать крик чайки.
Я прошел несколько шагов и остановился, оглянувшись.
За моей спиной никого не было. Лишь цепочка неглубоких следов уходила к воде. Чуть шевельнулась серая равнина, и новая волна докатилась до моих ступней, закружившись вокруг них пенистыми бурунчиками, а когда она отхлынула пляж был чист как чист белый лист бумаги, на который еще только предстоит нанести слова.
И вновь я один шел по самой кромке прибоя. Шел домой...