Дорога из пекла
Шрифт:
– Сухая Елань, – раздался рядом голос Игорька, – я на карте посмотрел…
Игорь кивнул на стол посреди салона, на котором, как и всегда, была разостлана большая карта, очевидно, этой местности…
– Огонь в эту сторону идет, хотя и правее немного заходит.
Игорь любит пояснять то, что и так уже ясно, хотя в целом – он отличный аналитик и по способностям, и по личному пристрастию к дедукции… Вот и сейчас он сообщал мне то, что видно было невооруженным глазом. Но я не стала к этому цепляться, – зачем создавать ненужную напряженность между нами с Игорьком
– А где же это самое Полоцкое, куда мы летим? – спросила я Игорька, раз уж он успел изучить карту, пусть поработает немного экскурсоводом, тем более что эта роль ему всегда нравится…
– Полоцкое левее, – ответил Игорь и показал жестом на иллюминаторы по левому борту, в которые уже уткнулись Кавээн и Григорий Абрамович…
– Похоже, времени у нас в запасе совсем мало осталось, – добавил он обеспокоенно и тут же погрузился в одному ему понятные вычисления, бормоча при этом: – Если скорость ветра четыре метра в секунду, а в безветренную погоду огонь в смешанном лесу средней густоты распространяется со средней скоростью…
Я взглянула в его иллюминатор и поняла, чем вызвана его обеспокоенность. С борта самолета трудно точно оценить расстояние, но фронт пожара был уже, можно сказать, в непосредственной близи от полусотни деревенских домиков, окруженных, какими-то небольшими строениями, садами и линиями дорог… Мне показалось даже, что я вижу движение огня… Я знала, что это только кажется… При встречном ветре огонь распространяется не со шквальной быстротой, как при попутном урагане, а всего на несколько десятков метров в час, но шевельнувшаяся в сердце тревога уже прочно им овладела и не уходила… Полоцкое было обречено, и единственное, что мы могли сделать, – это помочь его жителям выбраться из зоны пожара…
– Лагерь! – объявил Григорий Абрамович во всеуслышание, и мы поняли, что он обращается ко всем нам сразу… – Ох, черти тебя раздери! Он же вот-вот сгорит, что же эти придурки не начинают эвакуацию?! Погорят же все – и зэки, и вертухаи!
Мы прилипли к иллюминаторам… Лагерь, четко выделяющийся правильным квадратом очищенного от леса пространства, оказался еще чуть левее Полоцкого, но гораздо ближе к полосе огня, чем деревня, рядом с которой мы должны были приземлиться… Как ни странно, мне показалось, что огонь в этой стороне слабее…
Даже с самолета видно было, что здесь он движется медленнее. Или это было только неизвестно откуда взявшееся впечатление? Но, как бы там ни было, от стены огня до ровных, аккуратных прямоугольничков лагерных бараков оставалось не более двух километров… Я видела, как по территории между бараками бегали маленькие фигурки людей, в которых нетрудно было угадать заключенных, и исчезали в лесу. Они пересекали лагерный периметр с той стороны, которая была ближе к огню…
«Что это? – подумала я. – Побег, о котором говорил Григорий Абрамович?»
Но тут же сообразила, что никакой это не побег – мы пролетели над самым лагерем, и я увидела, что люди внизу валят деревья
Лес под нами доживал свои последние часы и не в силах был помешать той трагедии, которая должна была произойти здесь через несколько часов… Помешать ей или хотя бы как-то смягчить ее последствия могли только люди. Те, которые собрались сейчас на пути у огня… В их числе и мы – спасатели…
Самолет начал резко снижаться над лесом, кроны деревьев поплыли навстречу, замелькали перед глазами со все увеличивающейся скоростью и слились наконец в одно зеленое полотно…
Мы совершали посадку…
Глава третья
Нет, садились мы, конечно, не в лесу… В самый последний момент кромка леса резко удалилась в сторону, и внизу замелькал асфальт.
«Шоссе! – сообразила я. – А я-то думала, что придется прыгать с парашютом…»
Никаких парашютов не понадобилось. Для нашего самолета шоссе очистили от машин, и мы благополучно приземлились километрах в пяти от села Полоцкое, куда обязал нас прибыть приказ генерала Чугункова… Эти пять километров мы проделали на обычном разбитом «газике» директора подмосковного совхоза, в состав которого входило и село Полоцкое… Больше ни одной машины в распоряжении диспетчера объединенного штаба пожарно-спасательских работ не нашлось – все были заняты на переднем крае… Да-да, именно так – по-военному именуется фронт огня на пожарных работах в лесных массивах – передний край… На лесных пожарах, кстати, очень высокая смертность среди спасателей по сравнению с другими видами чрезвычайных происшествий…
– Жителей в селе много осталось? – спросил Игорек рыжего парня лет семнадцати в разодранных джинсах и замасленной фирменной рубашке.
Парень сидел за рулем «газика», как в седле норовистой лошади, и не обращал никакого внимания на выбоины и ямы на разбитой колесами мощных машин лесной дороге. Машина подпрыгивала на кочках так, что мы головами врезались в брезент, которым был затянут верх машины и рисковали вообще свернуть себе шеи… Это – запросто, показалось мне в первый момент…
– А че осталось-то? – ответил парень. – Не уезжал никто.
– Почему? – пожал плечами искренне удивленный Григорий Абрамович. – Через несколько часов деревня ваша сгорит.
– Это мы еще посмотрим, как она сгорит, – уверенно возразил парень, – огонь-то вроде к северу повернул. А здесь – погасили, говорят… Так че ехать? Да и куда? В Сухую-то Елань? А хрен ли там делать-то? Здесь – дом, скотина, земля… А там че? У чужого дяди – Христа ради? Да на хер оно сдалось!
– Какая ж у тебя-то скотина? – заспорил очень далекий от сельской жизни горожанин до мозга костей Игорек. – Тебе лет-то сколько?..