Дорога к дому
Шрифт:
– А-а-а-а-а… – Я уже мог кричать от страха, мог неосознанно размахивать чем-то, напоминающим конечности, пытаясь остановить падение, мог погибнуть и, не завершив метаморфоз, вернуться к Зеркалу, мог шлепнуться в болото под плотным сводом вечнозеленых древних растений. Что, собственно, и сделал. Падение с высоты, как мне показалось, нескольких сотен метров, даже в грязь, не может пройти бесследно. Гулкий удар в брюхо – и дыхание остановилось, клацнули челюсти, и в глазах рассыпался целый фейерверк разноцветных искр, боль полоснула кипятком по внутренностям и навалилась сторожкой, чуткой тишиной бессознательного состояния.
Сколько времени пришлось проваляться трупом, я не знал. Возможность чувствовать приходила постепенно. Я лежал, как я понял, в топкой теплой жиже. Какая-то мерзость ползала по спине и щекотала почти
На этот раз все прошло не столь просто и буднично, как это обычно бывает. Было по-настоящему больно. Обрастать новой броней оказалось совсем нелегко. Легко меняли тела Метаморфы. Они обладали почти неограниченным ресурсом Перевоплощений, но их тела были неустойчивы. От малейшего воздействия Метаморфы теряли свою телесность, которую и телесностью-то, в общем, нельзя было назвать, скорее, они обладали возможностью всего-навсего казаться, но не быть. Я не был Метаморфом. У меня ограниченный запас Перевоплощений, и каждое последующее давалось мне все тяжелей.
Зуд на спине становился невыносимым. Какие-то мелкие твари с острыми как иглы зубами пытались добраться до плоти, отчаянно кусая стыки панциря и пластин. «Еще не хватало в самом начале Перевоплощения быть съеденным какими-то дилетантами из новообращенных», – подумал я и тяжело заворочался в грязи. Это помогло. Дважды перевернувшись с боку на бок, я, похоже, передавил этих ползучек. «Да и черт с ними» – пронеслось в голове, – «ничего страшного». Пока им легко перевоплощаться, попробуют еще раз.
Я открыл глаза. Папоротники. Невероятных размеров, с толстенными стволами, выстреливались из болотной жижи и перли с несгибаемой настойчивостью, как секвойи, вверх к солнцу. Им тоже очень хотелось жить. В воздухе было много углекислоты, и им было из чего синтезировать крахмал. Жаркий и влажный климат был как нельзя более для них благоприятен, но, когда слишком много желающих жить рядом, неизбежно вспыхивает война. Если не за клочок земли или воздуха, то за лучик солнца. Энергия. Без нее невозможен ни синтез крахмала, ни синтез белка, ни полеты в космос.
Хвощи были не так высоки, но их ветвистые метелки более темного цвета достаточно ловко ловили остатки света, который протискивался сквозь кроны папоротников и совсем угасал, достигнув коричневого болотистого дна доисторических джунглей. Внизу были сумерки. Сумерки зеленого цвета, которые очень походили на те, которые я видел, когда я был красавцем-афалиной, океанским дельфином, и жрал всякую водоплавающую гадость.
Засосало под ложечкой. Сколько же я лежу здесь? Час? Два? Пять? Земля вращалась довольно быстро, и я пока не привык еще к новому времени. Голод становился все более ощутимым. Пасть наполнилась тягучей слюной. Мое огромное тело весом в шестнадцать с половиной тонн просило энергии. Энергии, которую высасывали из жаркого солнышка наверху папоротники-переростки. Я с тоской вспомнил о сосиске, которую не доел, уходя в Веб. Опять новая диета. Это было хуже всего. Я с трудом привыкал к рациону, которым должны были питаться зверюги, в которых нас с неумолимым упорством запихивали эти психопаты – Двеллеры.
Перед тем как отразиться в Зеркале, ты сам выбираешь себе личину. Но не всегда удается удержать ее. Часто энергетика Двеллеров, сформированная каким-то жутким предубеждением, превращает тебя в монстра, которым ты вовсе не собирался становиться. Но так происходит.
«Сволочи», – озлобленно подумал я. – «Вам бы побывать в моей шкуре хотя бы разок, вы бы потом не смеялись над тем, что мы, Оборотни, глотаем обычную картошку после возвращения почти не прожевывая». Я ругал Двеллеров, хотя не видел еще ни одного из них. Может быть, их не было вовсе. О них ходили легенды, много легенд, но никто мне еще не сказал, кто они – Двеллеры – и откуда они берутся. Они управляли Зеркалами, и их психогенные поля, многократно усиленные необычными свойствами Сети, включали механизм Перевоплощений. Разумеется, если он вообще был. У меня он был.
В сеть попадаешь весь, до последней запятой, до самого мелкого штриха в хромосомах, до мозолей на пятке и родинки на носу. Сюда нельзя попасть наполовину. Способы формирования личины весьма схожи с обыкновенной биохимической генетикой и биологией, но только усиленной и ускоренной возможностями сети в миллионы раз. Нет необходимости возиться с пробирками и колбами, дожидаться деления клеток и образования необходимого генотипа. Все гораздо проще и одновременно сложней. Любой, кто приходит сюда, приносит то, что заложила в него природа, и отступить уже невозможно. Ты тот, кто ты есть, и другого выбора не существует. Моя генная, можно назвать и так, структура оказалась открытой, перепрограммируемой, доступной к воздействию психогенных полей, и именно поэтому, пройдя Врата в первый раз, я уже не мог отказаться от того, чтобы пройти их снова. Хотя многие считают, что в большей степени важно не то, что у тебя в клеточных ядрах, а в сердце. Условное понятие души здесь приобретает вполне материальный смысл. Есть некоторые закономерности, которые связывают типы метаморфоза с психологическим рисунком Гостя. Однолюбы всегда Оборотни, и по-другому не может быть. Хотя, обратной зависимости нет. Не всякий Оборотень – однолюб. А Гости… А Гости – они просто Гости. Каждый новообращенный был им до первого метаморфоза. Если он происходит вообще. Гости, по сути, не могут, не умеют, не имеют возможности принимать личину. Это их плюс, это их минус. Они защищены от всего того страшного, тяжелого, больного, что несет с собой способность к трансформации, но они и лишены непередаваемых, прекрасных ощущений, которые испытывает Оборотень, принимая личину, исследуя новый удивительный, бесконечно прекрасный мир.
Есть еще Метаморфы. Они не перестраиваются полностью. Их реакция на воздействие Зеркал почти мгновенна. Они принимают предложенную личину сразу, но глубинного Перевоплощения не достигают. Меняется только оболочка, и поэтому Метаморфы могут принять не всякую личину. Метаморф может стать водоплавающим организмом, но никогда не научится дышать жабрами. Может стать птицей, но полет будет для него мучением. Этот мир наш. По-настоящему в нем живем только мы. Платим за это, и платим дорого.
Может быть, я завидую метаморфам, но все-таки не люблю их. Для них Веб всего лишь игра. Взаимное влияние психики и физиологии Метаморфа и Веба исчезающе мало. Миры не оказывают сколь бы то ни было сильного воздействия на Метаморфа, и сам Метаморф, как бы сильно он ни хотел, не в состоянии оказывать значительное влияние на них. Метаморфы – те же Гости. Туристы. Они приходят и уходят. Легко расставаясь с телами, легко превращаясь и трансформируясь. Исчезая так же быстро, как и появились. Я не Метаморф. Я – Оборотень, и каждое мое Перевоплощение, каждая новая личина меняет не только мою психику, но и физиологию, и влияние личины на то, что возвращается в реальный мир более чем значимо.
Я вспомнил выпачканную кровью подушку и внутренне содрогнулся. И тем не менее от человека в нас все-таки кое-что оставалось, так или иначе мы не целиком копируем милых зверюшек, в которых трансформируемся.
«Милых» – от этой мысли моя пасть скривилась, обнажив частокол тупых зубов, в гримасе, которую бы только идиот назвал улыбкой. Но это была улыбка. Я улыбался. Мне почему-то было весело. Я попытался встать на свои толстенные ноги. Получилось не сразу. Они дрожали и никак не хотели удерживать мое тело. Через несколько минут борьбы с весом я все-таки привстал на колени и потом с уханьем укрепился на всех четырех огромных лапищах. Все-таки это было грандиозно. Шея, хоть и была не очень толстой и содержала просто невероятное количество позвонков, не давала разглядеть себя со всех сторон.