Дорога к звездам
Шрифт:
У самого моего носа вижу маленький синий якорек, наколотый на левой руке Мастера, слышу стук его сердца — я сейчас совсем рядом с ним.
Мастер зарывается своим лицом в мою шерсть и, покачивая меня на руках, словно новорожденного, шепчет мне на нормальном Человеческом языке:
— Ах, Мартын, Мартын... Дорогой мой друг-товарищ и брат... Героическая ты личность! Если бы не ты — нам ни одно правительство в мире не смогло бы помочь.
И, переходя на шелдрейсовский, тихо меня спрашивает:
— Это ты дал «Мейдэй» в Канаду?
— Что?..
— Ты
— Нет... Это один мой старый друг из Германии.
Силы мои кончаются, я чувствую, что сейчас засну, и уже почти с отключенным сознанием спрашиваю Мастера:
— А у «Академика Абрама...» днище и подводная часть — какого цвета?
— Красного, — отвечает Мастер и тут же уточняет: — Оранжево-красного. Почему ты об этом спрашиваешь?
— Значит, все, правильно, — говорю я уже сквозь сон. — Значит, я там был...
Я зарываюсь носом в куртку Мастера, пропахшую сигаретами «Данхилл», одеколоном «Гаммой» и буфетчицей Люсей, и засыпаю...
Проснулся я в капитанской каюте, в «своем» низком кожаном кресле, когда мы уже стояли в Сент-Джонсе.
Дверь была, на мое счастье, чуточку приоткрыта, и я свободно смог выскочить в коридор, преодолеть несколько лестниц и бесчисленное количество переходов и промчаться на корму судна — в свой собственный гальюн.
Простите за подробность, но меня всего изнутри распирало так, что малейшее промедление грозило катастрофой! В любую секунду я был готов взорваться и испачкать пол-Канады...
Слава Богу, этого не произошло. Канада не получила возможности предъявить России претензии и штрафы (за «бугром» все стоит денег!..), я успел доскакать до своего спасительного ящика и даже успел отметить, что песок в нем совершенно свежий, и...
Я вовремя все исполнил, почувствовал невероятное облегчение и решил, что, несмотря на адский холод и пронизывающий ветер с океана, утренний туалет я совершу именно здесь. Мне очень хотелось предстать перед командой и Мастером уже в полном порядке и пристойном, интеллигентном виде. А во-вторых, я предполагал, что, хоть ненадолго сойдя на Сент-Джонскую твердую землю, я вправе рассчитывать на встречу с какой-нибудь местной канадской Кошкой, а может быть, и не с одной... И к этому моменту я, как говорится, ДОЛЖЕН ВЫГЛЯДЕТЬ.
Воспоминания об абердинской стоянке в Англии вливали в меня силы и воспаляли воображение.
Тщательно умываясь и прилизываясь, я огляделся.
Наш «Академик Абрам...» стоял у специального контейнерного причала, по которому были проложены обычные железнодорожные рельсы, а по рельсам туда-сюда катались самые обычные железнодорожные платформы.
Подъемные краны уже снимали с нашей палубы абердинские контейнеры, предназначенные для Канады, и аккуратненько устанавливали их на платформы.
Итак, я — в Канаде!..
Хотя, глядя на причал, на воду, на портовые строения и краны, на поразительно тоскливую одинаковость,
Разница была только в языке, на котором матерились служащие порта, и в надписях на автопогрузчиках и портальных кранах. Даже «настенная живопись» граффити, про которую мне много объяснял еще Шура Плоткин в Петербурге, и то была одинакова! Те же гигантские мужские половые члены с яйцами и без, те же женские эти самые органы — мохнатые, отвратительные и совершенно не сексуальные, те же, иногда очень забавные и небесталанные, сочетания цветов и фигур.
И глядя сейчас на длиннющую стену пакгауза, всю размалеванную этими цветными пульверизаторами, я подумал, что Мир повсюду одинаков...
... Уже пробегая через все судно, здороваясь со всеми встречными и поперечными, я почувствовал слабый запашок «Джека Дэниельса». Когда же я подлетел к капитанской каюте, запах виски усилился до состояния, когда уже хочется закусить! Шурина хохмочка.
Дверь была плотно прикрыта, но я мявкнул своим хриплым и достаточно хамским голосом, и Мастер тут же открыл. Впуская меня в каюту, усмехнулся и сказал:
— Мог бы и не вопить под дверью. Я и так чувствую, когда ты подходишь.
«Елки-палки, как я мог забыть, что он — вылитый Котяра!» — подумал я и увидел в каюте высокого пожилого мужика в теплой меховой куртке с капюшоном.
Мастер и этот мужик держали в руках по широкому квадратному стакану с «Джеком Дэниельсом», а на столе для гостей между ними стояла тарелка с маленькими бутербродиками, которые умеет делать только Люся.
— Мой друг Мартын, — по-английски представил меня Мастер мужику в куртке.
— Привет, Мартин, — тоже по-английски сказал мне мужик и приподнял стакан с виски в мою честь.
— А это мой старый друг, представитель сент-джонского порта мистер Чивер, — сказал Мастер. — Извини, Мартын, он по-нашему— ни слова. Я буду говорить по-английски. Потом тебе переведу...
— Можете говорить хоть по-китайски, — спокойненько поведал я Мастеру. — Мне это, как говорят, без разницы. У меня языковых барьеров и преград не существует.
— Ох, Мартын! Ты для меня непрочитанная книга. Что ни день, то новая страница. Ну, будь здоров!
Мастер прикоснулся краем стакана к моему носу и предложил Чиверу за меня выпить.
Чивер тоже чокнулся с моим носом. Они выпили. А я от этого запаха виски так захотел жрать, что ничуть не удивился, когда через минуту в каюту вошла Люся с МОЕЙ плошкой, полной прекрасной жратвы!
— Алексей Иванович, можно Мартынчика здесь покормить? А то у нас там на камбузе аврал... Ну, в смысле — приборка.
Неожиданно Мастер ответил Люсе таким тоном и таким голосом, которого я у него ни разу не слышал! Я даже и не подозревал, что Мастер способен на такие интонации!..