Дорога китов

Лоу Роберт

– Стой! Если тебе дорога жизнь!..

И поняв, с чем они имеют дело, люди осторожно попятились, а Колченог рубил и кричал.

Когда наконец крики смолкли, он встал, мокрый от крови, с пропитанными кровью волосами, с лицом, как маска, в красных сгустках, только глаза белые; внезапно его глаза потускнели, как море под облаком. Он рухнул на колени, немного побормотал, а потом упал лицом вперед и захрапел.

Эйнар выпрямился, а Иллуги Годи и Валкнут пошли, чтобы унести Колченога.

– Вам следует знать, что одно из сорока

восьми имен Одина - Бешеный, - сказал Эйнар, обводя всех нас своим черно-ледяным взглядом.
– Знайте также, что всякий, кто станет решать, какой вере следовать Обетному Братству, будет иметь дело со мной. Я не буду таким милосердным, как Колченог, и убью сразу.
– Потом он посмотрел на Мартина и сказал: - Вина твоя, тебе и убирать.

Ошеломленный увиденным, Мартин побрел туда, где лежали ошметки тела Хринга. Эйнар никому не позволил помогать, и когда Мартин взялся за руку Хринга, чтобы оттащить окровавленную плоть, она легко оторвалась, и он плюхнулся задницей в лужу крови.

Все рассмеялись, даже поклонявшиеся Христу, а потом отвернулись с печалью и отвращением. Хринг нашел свою смерть, и она не была хороша. Начались споры о том, попадет ли он в Вальхаллу: ведь он следовал Христу. Кое-кто, похоже, только теперь понял, что на самом деле означает следование Белому Христу.

Я глядел, как Мартин в пропитавшейся кровью одежде собирает куски плоти, и вдруг понял, что я знаю о Хринге лишь одно - он любил рыбачить и был единственным, кто помог предать морю женщину из Серкланда, когда та умерла в Скирингасале.

Но что-то ведь произошло. Хринг нарушил клятву, и я понял: это случилось потому, что Эйнар нарушил свою клятву Эйвинду.

Думаю, Эйнар тоже это понял. Так что, когда появился Валкнут и сообщил, что Ульф-Агар ушел, все сообразили: мстительный Один продолжает с нами играть. Или Локи. Кто знает?

– Один из рыбаков видел, как хромой человек сел на кнорр как раз перед тем, как тот отошел, - добавил Валкнут.

– Он тоже нарушил свою клятву, - сказал я, и впервые черные глаза Эйнара не встретились с моими.

На другое утро я стоял на гальке под очередным весенним дождиком и смотрел, как «Сохатый» отплывает. Вокруг стояли Давшие Клятву, не хватало только дюжины христиан - они ушли с моим отцом и Вальгардом в безопасное место дальше на берегу.

Мартин тоже смотрел, пряча покалеченную руку под мышку, лужица у его ног розовела от крови, все еще сочившейся из бурой рясы. Теперь на нем был кожаный воротник и поводок, который привязывал его к Колченогу, как собаку.

Когда «Сохатый» исчез в дымке дождя, мы разошлись и по одному или по двое начали собирать пожитки. Хильд, которая получила лишний плащ, принадлежавший моему отцу, завернула в постельную скатку мой скарб.

Почти без слов, занятые привычным делом, мы построились и пустились в долгий марш вверх по реке, к Коксальми и кузнице. Нос Мешком и Стейнтор разведывали дорогу.

Хильд

знала путь, но Эйнар не доверял ей, так что ее держали рядом с ним, Колченогом и Мартином, которого вели на поводке. Он взял бы на поводок и Хильд, но Иллуги Годи, зная, что я подниму шум, убедил Эйнара, как мне показалось, что лучше иметь женщину на своей стороне, а не врагом.

Мы поднимались по меньшей мере час среди берез и ольхи в сторону заката. Когда деревья поредели, мы остановились, дожидаясь, когда вернутся с разведки Нос Мешком и Стейнтор. Все принялись поправлять ремни и ношу.

Я обернулся, потирая ссадину на шее, наслаждаясь шквалом, ударившим в берег со стороны искрившегося моря. Внизу, немного справа, река в раме камыша извивалась и сужалась.

Хильд села, сгорбившись, на камень и обхватила руками колени.

– Можешь идти?
– спросил я, и она подняла глаза. Взгляд ее поплыл, на секунду сосредоточился, затем опять поплыл. Потом она кивнула. Я наклонился, чтобы взять у нее узел вместе со своим, и ее рука, когтистая лапа, схватила меня за запястье. Из-за завесы волос донеслось:

– Она ждет. Она проводит меня. Она сказала...
– Голос замер, косые глаза превратились в хитрые щелочки.
– Никто не должен знать, - прошипела Хильд.

Она мне нравилась - я думал, что люблю ее первой любовью. Или мне это только казалось, потому что она была первой женщиной, которую не просто хотелось трахнуть? Мне в голову не приходило быть с ней грубым, хотя чресла твердели всякий раз, когда я представлял белизну ее тела в темноте.

Но даже тогда я мысленным взором видел рубцы и кровоподтеки и не мог вообразить, как ее лицо искажается от страсти, без того, чтобы не увидеть закатившиеся глаза, белые и мертвые, и не услышать тот, другойголос, иногда шипящий, иногда скрежещущий.

Теперь я понял, что боюсь ее, боюсь ее волшбы. Если бы мог, я бы освободил ее, несмотря на все соблазны клада Атли.

Вернулись Нос Мешком и Стейнтор, поговорили с Эйнаром, а потом опять быстро зашагали прочь. Давшие Клятву встали, взвалили на плечи свою ношу и пошли через широкое плато, изрезанное каменистыми оврагами, усеянное костяшками серых камней в зеленых пятнах. Там и тут торчали подросты березы, как белые часовые, и горы вставали по обеим сторонам, тусклые, окрашенные вдали багрянцем.

Гуннар Рыжий поравнялся со мной, бросил искоса взгляд из-под выцветшей рыжины спутанных кудрей.

– Как дела, молодой Орм?

– Неплохо, Гуннар, - ответил я между вдохом и выдохом, не замедляя шага.

Он немного помолчал, слышны были только скрип и позвякивание пожитков, хрюканье и натужное пыхтение. Наконец он сказал:

– Мы проделали долгий путь за малое время.

– Пожалуй, - отозвался я, не понимая, к чему он клонит.

– Сдается мне, ты помечен, - медленно продолжал он, и я настороженно посмотрел на него.