Дорога китов
Шрифт:
– Говори, куда Вигфус уволок девку.
Гуннбьорн застонал.
– Он бросил тебя умирать здесь, - заметил Эйнар.
Голос Гуннбьорна был едва ли выше шепота.
– У меня есть мать, Хрефна, дочь Ульва. В Вестфольде, хутор Сольмунд...
– Я пошлю ей весть, что ты умер славной смертью. И кошель из-под твоей левой подмышки.
Гуннбьорн смежил веки, уже видя воронов.
– Котловина Морской Бури. Клад Атли. Девка знает. К северо-западу, один, может, два дня пути, так она говорит.
Эйнар опустил рукоять
Это было похоже на то, как бывает в море при волнении. Мы пересекли высохшую степь под солнцем, яростным, как кулак в лицо. Ветер волнами качал желтую траву, за нами взметались клубы черной земли. Путь наш лежал к зеленой черте на окоеме.
Постепенно черта стала полоской, выросла, выползла из зноя и превратилась в подрост сосны, ольхи и березы. Плавные степные холмы покрылись деревьями, перелески стадами сбегали по оврагу, на дне которого неторопливо струился ручей, вливающийся в Днепр. Недвижный воздух под деревьями раскалился от дневного зноя, опьяняюще пахла смола, стоял густой запах иголок и перегноя. Но они давали укрытие от того, чего мы больше всего боялись: от печенегов.
Как не уставал повторять Валкнут, это была воистину дурная мысль - отправиться в степь пешком, взяв всего двухдневный запас лепешек, вонючего сыра и немного полосок сушеного мяса, какое употребляют конники-русы.
Они кладут их под седла и одежду, где конский пот размягчает их и пропитывает - кобылий пот вкуснее, как они клянутся, - но у нас не было такой роскоши, и в третьем лесу за день я перестал пытаться разжевать мясо и решил, что лучше сохранить его для починки подметок.
– Дай сюда!
– крикнул один из отряда, полуславянин с лицом в оспинах, которого звали Скарти.
– Я суну их себе в штаны. Суть та же, пот другой.
Они рассмеялись, вся эта компания провонявших потом людей. Они отдувались, как загнанная свора собак, наполняли кожаные бутыли речной водой, размачивали хлеб и мясо в ручье, прежде чем их съесть, задыхались на колючей подстилке из иголок от тяжести зноя - и смеялись.
Когда Эйнар рассказал о своем плане и о том, что нужно шестьдесят человек из отряда, чтобы вернуть Хильд, ему пришлось отказывать желающим. Он послал сказать Святославу и троим его сыновьям, что люди из дружины князя Владимира нарушили клятву и бежали в степь, забрав с собой рабыню Эйнара, и что он пошел вернуть их. Это, как он надеялся, извинит его отсутствие.
Уверенное спокойствие Эйнара исчезло, сменившись угрюмой поспешностью; он лихорадочно гладил усы, и по всему было видно, что удача его покинула.
Потом отобранные шестьдесят человек пустились на северо-запад, следуя по меткам, которые оставляли Нос Мешком и Стейнтор, как две ищейки, шедшие по следам Вигфуса
И я пошел с ними вопреки опасениям Эйнара, Иллуги и всех остальных насчет моей стянутой ремнем лодыжки и хромоты, которая у меня обнаружилась перед тем, как мы двинулись в путь.
Но я был полон решимости, и Эйнар не очень-то и противился. Я поймал взгляд Гуннара Рыжего, когда мы направились через степь, и вспомнил его предостережения. Эйнар, подумал я, будет рад, если я охромею на равнинах за пределами Киева, после чего он найдет разумное оправдание, чтобы бросить меня умирать.
Эта возможность была еще одним хорошим доводом в пользу того, чтобы остаться, но больше всего я боялся выказать страх. Я попал в капкан собственной доблести - ведь я был Убийцей Медведя, в конце концов, молодым Бальдром. Я должен отправиться к котловине Морской Бури.
– Что такое Морская Буря?
– спросил Эйнар у Иллуги Годи после того, как разослал несколько человек в разные стороны с поручениями, собирая пожитки, нужные для преследования. И задумчиво пробормотал про себя: - Что она такое?
– Это не тайна в здешних краях. Денгизих, иначе Морская Буря, был правителем гуннов, - ответил Иллуги.
– Тут его имя помнят. Говорят, это сын Атли.
Эйнар вскинул голову, и они с Иллуги посмотрели друг на друга, - боги ведают, что было в их взглядах.
– Может, там зарыт ключ к кладу Атли, - вмешался я.
– А может, сам клад Атли, и Хильд ведет их к нему.
Эйнар бросил на меня взгляд, тяжелый, как черный лед. Тут мне следовало бы остановиться, но я почему-то не смог, как бывает с детьми, когда те начинают в первый раз погонять лошадей. Их охватывает кровожадность, и те, кто знает это, наблюдают и оттаскивают озорников, щедро раздавая оплеухи.
– Думаю, нет, - задумчиво ответил Иллуги.
– Эта гуннская могила - то, о чем все знают, и почти наверняка на нее уже совершали набеги. А клад Атли, как хорошо известно, спрятан.
– Вот именно, - сказал я, пробуя перенести тяжесть тела на лодыжку теперь, когда навьючено все добро.
– Так хорошо спрятан, что какая-то безумная девка знает, как его найти.
Эйнар молчал, занимаясь своим скарбом, Иллуги же нахмурился в ответ на мои слова и подал знак замолчать. Но я уже подошел к краю пропасти и удержу не знал.
– Трудно сказать, кто больше тронутый, - продолжал я, ни на кого не глядя.
– Она, с ее вечно закатывающимися глазами, трясучкой и верой в то, что она знает, где спрятаны богатства, - или все мы, слепо идущие следом.
– Потом я посмотрел прямо на Эйнара и произнес: - Может, она - твоя судьба, посланная Одином, который не любит нарушителей клятв...
Больше я ничего не сказал, потому что его пальцы сомкнулись на моем горле, а черные глаза приблизились к моим так, что я ощущал его ресницы на своих щеках. Я не мог дышать, не смел пошевелиться.