Дорога китов
Шрифт:
Правитель навещал каждого своего сына, на сей раз была очередь Ярополка, но мы слишком запоздали, чтобы приодеться. К раздражению Эйнара, Давшие Клятву встретили сей торжественный миг как разинувшие рот мужланы, голые по пояс, грязные, вспотевшие, таскавшие груз, как рабы - в основном потому, что мы не верили, что рабы погрузят все как следует.
Не знаю, чего я ожидал, но правитель Руси, Киева и Новгорода, хозяин земель от Балтики до края земли ромеев из Миклагарда, был крепким маленьким человеком с носом картошкой и желтой бородой.
Под доспехами, как у всех русов, на нем были белая рубаха и штаны,
– Особо и смотреть не на что, да?
– фыркнул Берси, оставив работу.
Он вытер лоб, огромная грива его рыжих волос прилипла к потной спине.
– Можешь сказать это ему, когда он воткнет кол тебе в задницу и оставит так висеть, - возразил Кривошеий, отпив разбавленного эля из меха.
Он вытер свою снежно-белую бороду и перебросил мех с элем мне.
– Это они так здесь делают? За что?
– недоверчиво справился Берси.
– За то, что болтают, будто на великого правителя Киева не стоит и смотреть, - вмешался чей-то голос.
Мы повернулись и увидели одного из всадников с блестящей лысой головой и шлемом на согнутой в локте руке.
Он улыбался, как и мальчик рядом с ним, паренек лет примерно шестнадцати, а потому охвативший нас страх рассеялся. Я, прищурившись, разглядывал чужаков, а остальные спокойно подошли, рассматривая лошадь мальчика и снаряжение, искусно выделанную кольчугу мужчины, большие металлические чешуйки его пластинчатого покрова.
Мы дивились и задавали вопросы. Три года требовалось, чтобы обучить всадника в русской дружине. Шесть лет - для его лошади.
Всадник говорил на хорошем норвежском - восточном, конечно, но большинство его понимало. Мы восхищались двумя саблями, копьем, булавой, болтавшейся на запястье, луком в чехле.
– А хазары такие же?
– спросил я, и он улыбнулся мне сверху.
– Не такие смелые и приятные на вид, - ответил он.
– Но всадники все одинаковы. Нужно быть безумным, чтобы стать одним из них, а твоя лошадь - вдвойне безумна. Требуется столько же времени, чтобы обучить их - хотя у половины войска есть хазарская кровь. Всегда доходит до крови, когда принимаемся разбираться, у кого кто в роду.
Мы хмыкнули: мол, на севере так же. Я бросил ему мех, и он выпил и вернул, вытерев усы.
Внезапно Ярополк оказался рядом, Эйнар у его стремени, оба хмурые и озабоченные.
– Отец уезжает, брат, - многозначительно сказал прыщавый Ярополк мальчику, потом вспыхнул и изящно склонил голову перед мужчиной.
– Дядя!
– поприветствовал он нашего собеседника, и тут мы поняли, что мальчик был юным князем Владимиром, а мужчина - Добрыней, его дядей со стороны матери.
Добрыня надел шлем и поднял руку в приветствии.
– Князь Владимир, - приветствовал Эйнар, и мальчик остался, а Ярополк ускакал.
– Мне нравятся твои люди, Эйнар Черный, - сказал князь Владимир звонким, еще не ломким голосом.
– Если ты переживешь Белую Вежу, мы поговорим.
И он уехал, оставив нас в облаке пыли. Эйнар задумчиво пригладил усы.
– О чем это он?
– спросил Берси.
– Это в самом деле русский князь?
– Он самый, - буркнул Эйнар.
– Если родился от рабыни, тебе, чтобы уцелеть,
– Он нагнулся за очередной бочкой.
– За работу, ленивые пердуны!
Бочки и мешки плавно перетекали из рук в руки; кто-то спросил жалобно:
– Что еще за Белая Вежа?
Оказалось, это Белая Крепость, славянское название хазарской крепости Саркел. Большая крепость из известняка на серовато-коричневом подъеме у излучины Дона, почти у Черного моря. Самое сильное оскорбление для Руси, потому что русам приходилось платить десятину с каждой торговой флотилии, которая шла вверх или вниз по реке.
Мы осторожно продвигались вниз по Дону, речники-чудь вели флотилию, перекликаясь и отталкиваясь шестами. Всю дорогу мы насмехались над сопровождавшими нас всадниками, которые скакали вдоль северного берега Дона. Они настолько же взмокли от жары, насколько нам было прохладно.
Лошади дружины были могучие, а лучников несли степные лошадки - толстоголовые, коротконогие, мохнатые. Как стаи скворцов, они летели вдали над степью под неусыпным оком хазарских лазутчиков.
Если и были бои, мы о них не слышали; большую часть времени мы играли в кости, слонялись по палубе, обменивались легкими ударами на потешных поединках и бросали яблочные огрызки и корки ржаного хлеба в несчастных потных всадников, которые, как мне казалось, принимали все без обиды.
Но когда мы увидели Белую Крепость, то поняли, почему они не ссорились с нами. Она была потрясающе, ослепительно белая, стены - огромные и крепкие, с четырьмя башнями и двумя воротами и пугающе огромным рвом. Мне рассказывали, что у хазар города состоят из палаток и легких построек, которые легко разрушить и столь же легко возвести заново. Даже их дворцы - всего лишь глинобитные постройки, и они живут в них только зимой.
Но Саркел не таков. Неудивительно, ведь сам Великий Город приложил руку к его строительству, стремясь подчинить эту территорию. Саркел выстроили по правилам ромейского зодчества - а ныне ромеи послали своих самых умных людей и самые крепкие орудия, чтобы его разрушить, ибо такова политическая мудрость ромеев.
Когда наш корабль вытащили на берег, один из всадников отделился от отряда и подъехал к нам. Он снял шлем, и мы увидели блестящее от пота лицо с огромными вьющимися усами.
– Добро пожаловать, братья по мечу!
– усмехнулся он и махнул рукой в сторону огромной крепости на равнине.
– Надеюсь, вы насладились отдыхом и яблоками. Теперь пришло время потрудиться.
Мы посмотрели друг на друга, потом на желто-белые стены, на которые нам придется наступать, и никто не улыбнулся, когда он отъехал назад и до нас донесся его гулкий смех, подхваченный отрядом.
Но ему пришлось подождать, прежде чем он увидел, как мы мучаемся. Первые дни прошли в выгрузке всего, что доставили на кораблях, в то время как всадники носились повсюду, поднимая клубы пыли. По ночам костры для стряпни казались полем мерцающих красных цветов.
Через две недели Саркел был отрезан, и мастера строили что-то из бревен, которые привезли корабли. Копейщики - не дружина вроде нас, но огромная масса новобранцев без доспехов, выжатая из каждого племени на протяжении сотен миль, - воткнули свое оружие в землю и копали одинаковые ямы и возводили помосты.