Дорога Короля
Шрифт:
— Что ж, вполне возможно, ты прав. — Квелдальф вспомнил, как смеялась Скьялдвор, рассказывая ему, что трое вайдесских жрецов вовсю нарушают обет безбрачия. Вспомнив о Скьялдвор, о том, как она тогда прильнула к нему всем телом и как его мужское естество неистово устремилось ей навстречу, он тихо промолвил: — И все же я не настолько чист душою, чтобы грядущие поколения считали меня святым. И душа моя порою столь же полна греховных помыслов, как и у любого другого, хоть я и стараюсь с этими помыслами бороться по мере своих сил.
— А по-моему, вряд ли кому
— Да, и в этом я с тобой в кои-то веки полностью согласен, если не считать того, что ты не совсем верно выбираешь слова.
И, сам себе удивляясь, Квелдальф с почтением поклонился Скэтвалю, словно своему иерарху. И еще более ясно, чем прежде, понял: вождь халогов тоже до последней капли крови будет сражаться за тот образ жизни, который считает единственно верным. И это опечалило Квелдальфа, ибо он всегда был уверен, что те, кто не сумел уверовать в доброго бога, уважения не достойны, а к Скэтвалю он невольно испытывал уважение, хотя и был убежден, что путь Фаоса — единственно правильный.
— А ведь мы могли бы стать друзьями, если бы принадлежали одной вере, — тихо промолвил он.
— Да, могли бы, хотя из-за твоей несгибаемой честности ты — наперсник опасный: ты словно острейший меч, лишенный ножен. — Скэтваль задумчиво погладил бороду. — А впрочем, все еще возможно. Как тебе такой план? Ты перестаешь убеждать халогов отказаться от наших богов и сам отказываешься от своего Фаоса, снова отращиваешь волосы и всю оставшуюся жизнь живешь с нами вместе как истинный халог — ведь, в сущности, для этой жизни ты и был рожден.
Квелдальф покачал головой, удивленный тем, какая волна тоски поднялась вдруг в его душе.
— Вели моему сердцу сперва перестать биться, прежде чем повелишь мне покинуть моего доброго Фаоса с великой и милосердной душой!
— Но если ты этого не сделаешь, твое сердце все равно скоро биться перестанет!
Скэтваль в гневе схватился за рукоять меча.
Квелдальф снова поклонился вождю.
— Чему быть, того не миновать. Я не убегу. Но и молчать не стану. Делай со мной, что хочешь, вождь халогов. Моя судьба в руках Фаоса.
— Не хотелось бы мне убивать тебя: ты мне нравишься. Но если я буду вынужден тебя убить, я это сделаю. — Скэтваль вздохнул. — Я ведь уже говорил: ты настоящий халог. Немало отважных воинов, воспетых в наших песнях, тоже предпочли умереть, не покорившись.
— Я помню эти песни с детства, — кивнул Квелдальф. — Но и среди тех, кто верует в Фаоса, есть свои мученики. Это вайдессы, которые отдали доброму богу все. И для меня было бы большой честью оказаться в их числе. Ты дашь мне заступ, Скэтваль, чтобы я мог похоронить своих друзей?
— Дам, конечно, — сказал Скэтваль. — И знаешь, Квелдальф…
— Да?
— Вырой заодно и четвертую могилу.
В
Квелдальф, должно быть, уже заметил вождя и его сопровождение, однако молитву свою не прервал, и вид у него был такой, словно все эти вооруженные люди пришли для того, чтобы помолиться с ним вместе.
Однако, видимо слыша лязг оружия и доспехов, кое-кто из неофитов начал оглядываться. Никто из них вооружен не был, тем не менее они мгновенно сдвинулись, образовав круг, и закрыли жреца своими телами. А те, у кого на поясе висели ножи, выхватили их из ножен.
На щеках у Скэтваля заиграли желваки. Одно дело — убить вайдвеского жреца, но совсем другое — сражаться со своими соплеменниками.
— А ну разойдитесь! — велел он им, но никто — ни мужчины, ни женщины — с места не двинулся. — Боги! Да неужели вы уподобитесь воробьям, готовым спасти выкормленного ими кукушонка? Которого, кстати, подсунул вам Ставракиос?
— Квелдальф — святой человек. Хороший человек, — сказал Калмар, сын Сверре, отличный земледелец и сам далеко не худший из людей.
— Я этого не отрицаю, — сказал Скэтваль, и его вооруженные воины изумленно уставились на него. Но он, даже не взглянув на них, продолжал: — Но как раз это и делает его особенно опасным для нас самих и нашей страны. Спросите у него самого, если в моих устах это вам кажется ложью! — Голос Скэтваля звучал теперь резко и повелительно. — Ну же, давайте спросите его!
И хотя ни один из неофитов так и не тронулся с места, они действительно стали поглядывать на Квелдальфа.
А он смотрел только на Скэтваля. И в глазах его не было ни капли страха. Потом, быстро начертав на груди солнечный круг и прижав к сердцу правую руку в традиционном вайдесском военном приветствии, он промолвил:
— Скэтваль говорит правду. Приняв веру в доброго бога Фаоса, вы не сможете оставаться прежними. Истина, изложенная в его учении, растопит лживые представления, что еще живут в ваших душах, как жаркое солнце съедает остатки снега весной в стране халогов.
— Слышите? Ведь он уже причислил себя к стану наших врагов! — воскликнул Скэтваль. — Неужели вы позволите ему и вас превратить в мягкотелых южан?
— Квелдальф — не мягкотелый южанин, — отважно возразил ему Калмар.
Он держал свой нож низко, как держат его те, кто хорошо владеет коротким клинком. И все же после слов Скэтваля некоторые халоги вышли из круга и встали в сторонке, глядя, что будет дальше.
— Я не допущу, чтобы брат пролил кровь брата, — сказал Квелдальф. — А потому прошу вас: отойдите от меня. Я уже говорил Скэтвалю, что никуда от него не убегу. И пусть Фаос примет меня в свои чертоги. И если ваш вождь желает послать меня туда, я охотно туда отправлюсь. А грядущий мир все равно будет лучше, чем тот, в котором мы живем сейчас.