Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка

Тимофеев Владимир

Бах! Бах!.. Бах!

"Не понял. Как это он так… ловко?"

В стрекот фашистских МГ неожиданно вклинивается дробный стук пехотного "Дегтярева". Гремит взрыв, за ним другой, третий. Странно знакомый гул пробивается сквозь ватные наушники танкошлема. Глухой рев танковых двигателей, какой только и бывает у… идущих в атаку тридцатьчетверок…

* * *

— Эй, мазута! Вы как там, живые еще? — кричит старшина Пилипчук, подбегая к подбитой тридцатьчетверке. Припадая на колено у гусеницы, направляя к селу автомат. На всякий, как говорится, случай.

Впрочем, стрельба на околице уже прекратилась, переместившись куда-то вглубь хутора и на его южную окраину. Именно туда ушли сейчас основные силы десанта.

Вместе с танками. Чтобы добить врага. Всех, кто еще пытается сопротивляться.

— Отвянь… махра, — отвечает один из сидящих возле машины, вяло отмахиваясь зажатой в кулаке гранатой. Секунд пять или семь он возится, вставляя чеку в запал, а затем добавляет. С бесконечной усталостью в голосе:

— Второй час вас ждем. За…лись… вусмерть.

— Фам…лия… Дол…сть, — едва слышно хрипит танкист с забинтованной головой. Из двоих, видимо, он старший. Как по возрасту, так и по званию.

— Старшина Пилипчук, командир взвода, 4-я мотострелковая бригада, — докладывает пехотинец и, развернувшись, орет в темноту. — Вощило! Мать твою! Санинструктора сюда! Быстро!

— Туда. Туда санитаров, — кивает в сторону ближайшей воронки тот, кто помоложе. — Там наши… Раненые.

— А вы…

— Мы подождем, — перебивает Пилипчука танкист, с трудом поднимая правую руку. — Сержант, кх-кха, Винарский… 12-я танковая.

— Ст. ший… трук… Пост…ков, — тихо бормочет второй.

— Понял, товарищ старший политрук… Вощило! Сам сюда! Двоих к воронке! Выполнять!

Через десять секунд помимо упомянутого Вощило, коренастого мужичка лет тридцати, к тридцатьчетверке подлетает еще один красноармеец. Старшине совсем не знакомый, в разорванной гимнастерке, с торчащими из прорехи на заднице подштанниками. Бросая на землю винтовку с примкнутым штыком, он плюхается рядом с танкистами.

— Т-тащ сжант, тащ сташ трук… Живы… Ох, мамочка… ё…

— Живы, Марик…экх-э… жи… — пытается ответить сержант, сбиваясь на сдавленный кашель.

— А Макарыч, Гриша?

— Там… — машет рукой танкист, указывая на окоп и суетящегося санинструктора.

— А…

— Да живые они, живые, — успокаивает бойца красноармеец Вощило. — Ток раненые.

— Ну тогда я…

— Иди, Марик… Глянь, — бормочет Винарский, откидываясь назад, прислоняясь спиной к танковому катку. — Глянь. Потом… расскажешь.

Привалившийся к его плечу комиссар неожиданно дергает головой и вяло тычет сержанта. В бок. Локтем.

— С..шай… Ви…арский… Не п. му. Как ты с. ел сток… рицев нам…тить?

— Не знаю, тащ старш политрук, — морщась от боли, честно отвечает сержант. — Повезло… наверное.

Танкист и впрямь не знает, как вышло, что он, командуя всего лишь легким Т-70, смог за один бой уничтожить семь вражеских танков и одну самоходку. Не считая сожженной днем "трешки", парочки БТР и десятка, как минимум, автомобилей. Да плюс батарея ПТО возле рощи, да плюс та, что здесь, около хутора, да плюс живой силы без счета, да плюс… В общем, много еще чего можно припомнить.

Однако это не главное.

Суть в том, что именно этот бой возле затерянного в степи хуторка обеспечил общий успех сегодняшнего наступления. О чем пока не догадываются ни бойцы, ни их командиры — взводные, ротные, комбаты, комбриги… Даже командарм не догадывается. Так же как и комфронта, так же как и представитель Ставки. И никто пока еще не подозревает, что пять человек, сумевших выстоять там, где победить невозможно, уже изменили будущее. Направив историю по новому руслу. Историю войны, историю страны, историю мира. Впрочем, никто и никогда теперь не узнает о том, что было бы, если бы…

И, конечно же, сам сержант об этом тоже не ведает.

Весь этот длинный и нескончаемо трудный день представляется ему смутно. Почти как сон. Сон странный и какой-то сумбурный. Немецкие танки, овраг, роща, колонна грузовиков, горящий хутор, фрицы, разбегающиеся в стороны от перевернутых орудий. Всё это привычно, всё это

узнаваемо. Но чудится ведь и еще кое-что. Совсем непонятное. Широкий, забитый автотехникой плац. Город, утопающий в зелени, оплетенный покрытыми рыжей пылью дорогами. Совершенно фантастические машины, катящиеся по разбитому шоссе. Коротко стриженный и крепко сбитый человек в камуфляже, которого сам сержант отчего-то величает майором. Рядом с ним двое, молодая девушка и совсем юный парнишка, почти подросток. Снова какая-то неизвестная техника. Чернявый лейтенант со смутно знакомым лицом, в летном шлеме и с дурацкой трубой на плече. Неясные картинки. Движущиеся словно в немом кино, расплывающиеся, теряющиеся в оранжево-сером тумане с сиреневыми сполохами. А уже под самый конец видения… остается одно. Единственный образ. Сияющий, переливающийся всеми цветами радуги. Одинокая, застывшая в напряженном ожидании девушка. Девушка в синем берете. На мотоцикле. Изумительно, невероятно красивая. Такая далекая. И такая близкая. Та, которая ждет. И помнит.

"Черт! Какая же она всё-таки…", — мотает головой сержант, приходя в себя, стряхивая наваждение. Понимая, что всё это сон. Просто сон. Который уйдет. Уже сегодня. Забудется, сотрется из памяти. Оставив лишь легкую грусть и смутные, уходящие со временем воспоминания. О том, что где-то, когда-то всё было хорошо. И кто-то был счастлив.

Часть 7. Воздастся каждому

Бывает, что ищешь покоя. Бывает, остался один. Бывает, что память уходит По тысяче разных причин. Бывает, что стертые шрамы Пробитой у сердца брони Опять открываются раной. Бывает, что долгие дни, Недели, года и столетья Проходят. И жизни поток Истает, как сорванный ветром Зеленый пожухнет листок. Бывает, что в ржавчине траки И ствол орудийный склонен. Бывает, остался для драки Последний в укладке патрон. Бывает, нет силы, нет мочи Терпеть пустоты берега. Бывает, что истово хочешь В прицеле увидеть врага. И чудо приходит, бывает, Как эхо забытых боев. И древний твой враг получает Под башню снарядом из снов. А после израненный в битвах Солдат, что с седой головой, Вернется, спасенный молитвой, Туда, где был счастлив. Домой. (М.Кацнельсон. Старый солдат)

18 сентября 2015 г. Москва. Лианозово

"Тик-так. Тик-так. Тик-так…" — знакомые всем с детства звуки. "Тик-так, тик-так…" — выбивает простецкий ритм мерно раскачивающийся маятник. Хотя, возможно, тикает вовсе не он, а прячущийся внутри старых ходиков хитроумный анкерный механизм. Или свисающие на тонких цепях гирьки являются всему причиной. Кто знает. Ведь люди часто не замечают того, что рядом. И не пытаются выяснить причину, истинную суть обыденного. Замечая лишь странное, не вписывающееся в их привычные представления об окружающем мире.