Дорога надежды
Шрифт:
Брат и сестра дружно засмеялись, довольные приятным открытием: жизнь научила их усматривать смешное примерно в одних и тех же вещах, ибо они внимали когда-то примерно одним и тем же наставлениям — с одинаковыми последствиями.
Анжелика заметила, что ее золовка, остановившись на пороге, удивленно таращит глаза.
— Он совершенно преобразился! — воскликнула она. Жосслен указал на жену.
— Вот кто спас меня! — признался он.
Бриджит-Люсия села с ними рядом и начала с того, что уже не помнит, когда впервые услыхала голос Жоса Волка, внезапно появившегося в Монреале, неизменно
— Во всяком случае, к тому знаменательному дню мы были знакомы уже несколько недель, и, кажется, помолвлены. Но даже сейчас я удивлена: ни разу я не слышала от него таких длинных тирад! Что же до смеха…
Собеседники согласились, что родственные узы напоминают невидимую сеть птицелова: братьям и сестрам суждено навечно застревать в ее ячеях.
Оставалось только поражаться природе этих загадочных уз, которые лишний раз доказали свою неразрывность.
А ведь Анжелика и ее брат так плохо знали друг друга! Старшие учатся в коллеже, и младшие видятся с ними только во время каникул. Сходство характеров тоже не могло служить объяснением — ведь Анжелика и ее брат были совершенно разными людьми. У них не осталось ни одного общего воспоминания о совместных проделках, потому что они ни разу не играли вместе. Неужели дело в том, что они носят одну и ту же фамилию? Возможно. Что они одной крови? Нет. Другое дело — привязанность брата и сестры. И здесь важно уже не то, что они вышли из одного чрева, что выросли из одного семени напротив, порой это служит причиной раздоров.
— Сознаюсь, меня очень долго смущало, — говорил Жосслен, — что моя мать, которая в первые годы моей жизни не могла на меня надышаться, стала к тому же матерью всем вам. Все эти сопляки казались мне бессовестными самозванцами, объявляющими эту женщину также и своей матерью…
Брат и сестра согласились, что больше всего членов семьи связывает обычно совместная жизнь, когда они в первые годы собираются за одним столом, под одной крышей, где слабое дитя, регулярно со времени изгнания рода человеческого из рая выбрасываемое в холод и непроглядность ночи, обретает право отдохнуть душой.
— …и куда все мечтают вернуться…
— Нет, — отрезал Жосслен, — я никогда не мечтал о возвращении в старый замок, готовый обрушиться, и всегда радовался, что оказался от него за тридевять земель. Нет, Анжелика, наша связь даже не в этом. Тогда в чем же?
— Кстати, — вспомнила Анжелика, — у меня есть бумаги, которые тебе надо будет подписать.
С этими словами она нашарила в своей сумочке конверт с документами, полученными от «старика» Молине, который обращался к ней с просьбой предложить их на подпись ее брату Жосслену при встрече, чтобы старый управляющий имением Плесси-Белльер мог и в Нью-Йорке не терять из виду наследственные и прочие дела «молодежи» семейства Сансе де Монтелу, как он делал это прежде.
Бриджит-Люсия протянула руку за бумагами. Она давно привыкла, что подобные вещи не вызывают у ее супруга ни малейшего интереса. Она бралась изучить эти бумаги, пока же попросила Анжелику вкратце объяснить, о чем идет речь.
Жосслену как здравствующему старшему члену семьи предлагалось передать права наследования его брату Дени, который теперь проживал
Нет, такого братца он не припомнит. Наверное, это был самый последний отпрыск. Бриджит-Люсия покачала головой, скорчив гримасу, ясно свидетельствующую, что при всей своей снисходительности она иногда открывает в спутнике жизни черты, превосходившие ее понимание.
— До тех пор, пока мы не узнали на днях, что к нам пожалует одна из его сестер, я понятия не имела о его прошлом. Я даже не знала, откуда он такой взялся! Что касается братьев и сестер, которых, оказывается, у него пруд пруди, то мы, разумеется, счастливы… хоть и поражены.
— Значит, он себе помалкивал и ни о чем не рассказывал! — в свою очередь удивилась Анжелика. — Странно, что вы вообще поженились!
Не приходилось сомневаться, что супругов связывало чувство, не требовавшее слов, сила невысказанной любви. Но этим дело не исчерпывалось.
— Он меня очаровал! — пробормотала Бриджит-Люсия, не найдя иного объяснения.
Анжелике и в голову не могло прийти представить себе брата под таким углом зрения. В ее памяти он всегда оставался неисправимым брюзгой. Но что может быть легкомысленнее и беспочвеннее, чем мнение сестры о брате, который старше ее аж на пятнадцать лет? Разумеется, ей в детстве не было дано догадаться, каким он станет в зрелые годы.
Она поделилась с собеседниками этими мыслями, и они согласились, что труднее всего расстаться с впечатлениями, сложившимися в детстве. Это как репей! Возможно, ребенок судит справедливо и обостренно, однако он многого не знает, ему не хватает пищи для размышлений, ему не с чем сравнивать. Он руководствуется интуицией, но суждения его сиюминутны, он замкнут в собственном мирке, оставляющем после себя смутные, лишенные подробностей воспоминания, застывшие образы и портреты, краски на которых не меняются, что бы ни происходило, что бы ни преподнесла впоследствии жизнь.
Брат и сестра Сансе де Монтелу припомнили, радуясь общности былых впечатлений, что Молине всегда был стариком, Гортензия — каргой, Раймон педантом, кормилица Фантина — чудесным, но несколько странным созданием, остававшимся опорой всего замка, без которой они не смогли бы существовать в его древних стенах. Во всяком случае, она сумела всех в этом убедить.
Гонтран был нелюдимой личностью, на которого махнули рукой, предоставив ему возиться с кусочками древесного угля и красками. Была еще Мари-Агнес, запомнившаяся им хуже, — она была совсем малышкой и лежала в колыбели, но они не забыли ее странный взгляд — взгляд хитрой притворщицы.
— Она аббатиса.
— Не может быть! Мари-Агнес была такой же скрытной и дерзкой, как и этот крошка Альберт, которому было два года, когда Жосслен покинул отчий дом.
Альберт был болезненным, он напоминал бесцветного червяка, у него вечно текло из носу…
— Так вот, он теперь тоже настоятель монастыря!
Тут уж оба покатились со смеху.
— Можете мне поверить, — воскликнула Бриджит-Люсия с горящими глазами, — я впервые в жизни слышу, чтобы он так хохотал! Спасибо вам, сестричка, за это чудо.