Дорога перемен
Шрифт:
— А что, кекса нет? — прокашлявшись, спросил Говард. — Вроде бы еще оставался кусочек того, кокосового.
— Остался, дорогой, но, видишь ли, я подумала, что лучше выпить просто чаю, поскольку ужинать будем рано…
Миссис Гивингс вновь поведала о визите к Уилерам, лишь смутно припоминая, что будто бы уже об этом говорила, а Говард кивал, лишь смутно понимая, о чем речь. Она рассеянно смотрела, как заходящее солнце накаляет мужнину мочку и превращает в светляков хлопья перхоти в его волосах, но мыслями унеслась к предстоящему вечеру.
Нынешняя встреча с Уилерами была не просто визитом, но первым осторожным шагом в осуществлении плана,
Возникая каждодневно, сия картина стала реальной, точно журнальная иллюстрация, а миссис Гивингс неустанно ее совершенствовала. В этом полотне нашлось место и детям Уилеров: в белых блузках и теннисных туфлях, они тихонько играли в тени розовых кустов, собирая в банку светляков. Картина становилась все ярче и правдоподобнее. Общение с чуткими и близкими по духу сверстниками будет чрезвычайно благотворно для Джона, не так ли? И речь не идет об альтруистической жертве Уилеров — они сами не раз говорили, что изголодались по друзьям своего круга. Разумеется, скучная пара с Холма (Крэнделлы? Кэмпбеллы?) не может предложить им славной беседы и тому подобного. А уж Джон-то, кем бы он ни был, интеллигент чистой воды.
О, хорошо будет всем, она это знала, но понимала и то, что спешить нельзя. Еще на заре плана было ясно, что продвигаться надо медленно, по шажку.
В последние визиты к сыну им позволяли на часок вывезти его за пределы больницы, что называется, на пробу.
— Полагаю, сейчас было бы неразумно отпускать пациента на побывку домой, — месяц назад говорил врач, отвратительно щелкая суставом каждого испятнанного чернилами пальца. — В нем пока еще отмечается значительная враждебность ко всему… э-э… что связано с домом. Сейчас лучше ограничиться выходом за больничные стены. Позже, в зависимости от того, как оно пойдет, можно будет вывезти его к близким друзьям, так сказать, на нейтральную территорию; это стало бы очередным логическим шагом. Впрочем, решайте сами.
Миссис Гивингс переговорила с мужем, сделала пару осторожных намеков Джону и на прошлой неделе, тщательно взвесив все факторы, пришла к выводу, что настало время очередного логического шага. Нынешняя встреча с врачом была нужна лишь для того, чтобы оповестить его о своем решении и кое о чем посоветоваться. Как он считает, в какой степени следует известить Уилеров о характере заболевания Джона? Врач и здесь оказался предсказуемо бесполезен — решать вам, сказал он, — но по крайней мере не стал возражать, и теперь оставалось придумать, как завести разговор с Уилерами. Было бы гораздо удобнее и красивее говорить об этом за ужином при свечах в ее доме, но тут уж ничего не попишешь.
— Боюсь показаться назойливой, —
Ладно, не важно, как она это скажет, верные слова найдутся сами, и Уилеры, конечно, все поймут. Господи боже мой, не могут не понять!
Ни о чем другом думать не получалось, когда она готовила и накрывала ранний ужин, а потом мыла посуду; задержавшись перед зеркалом в прихожей, чтобы мазнуть губы помадой, она крикнула: «Пока, дорогой!» — и отправилась в путь, взбудораженная, словно девчонка.
Однако в гостиной Уилеров, куда миссис Гивингс впорхнула, щебеча и хихикая, ее возбуждение сменилось некоторым испугом. Она почувствовала себя незваной гостьей.
Вместо ожидаемого нервного бедлама, когда оба говорят разом, суетятся и сталкиваются, одновременно бросаясь сдернуть игрушку со стула, на который предложили сесть, ее встретила приветливая безмятежность. Хозяйке не пришлось ахать из-за ужасного беспорядка, поскольку его не было; хозяину не пришлось бормотать: «Сейчас приготовлю вам выпить», опрометью мчаться на кухню и греметь холодильником, ибо коктейли были красиво расставлены на журнальном столике. Было очевидно, что до прихода гостьи Уилеры спокойно выпивали и беседовали; они радушно ее встретили, но, если б она не появилась, отлично провели бы время в обществе друг друга.
«Ой, мне лишь капельку, все, спасибо, замечательно», — слышала свой голос миссис Гивингс. «Какое наслаждение просто посидеть», «До чего ж у вас хорошо» и подобные любезности, а потом: «Боюсь показаться назойливой, но хотела бы попросить вас об огромном одолжении. Это касается моего сына Джона».
Легкую тень, промелькнувшую на лицах супругов, не уловила бы самая чувствительная на свете камера, но миссис Гивингс показалось, что ее пнули ногой. Они знали! Вот об этом она не подумала. Кто же им сказал? Как много им известно? Знают ли они о разбитой мебели, оборванном телефоне и полиции?
Однако пути назад не было. Она опять услышала свой голос, который говорил, что ее сын не совсем здоров. Слишком много работы, то-се, и в результате глубокий нервный срыв. К счастью, тогда он был в здешних краях — не дай бог, если б это произошло вдали от дома, — но тем не менее они с мужем очень встревожены. Врачи считают, ему необходим полный покой, а сейчас он…
— …сейчас он помещен в Гринакр. — Признаки жизни подавал только голос, все остальное в ней занемело.
Вообще-то просто удивительно, заливался голос, какое превосходное заведение этот Гринакр в смысле условий, персонала и прочего — несравнимо лучше многих здешних санаториев.
Голос говорил и говорил, слабея по мере приближения к сути. Не могли бы Уилеры в одно из воскресений — о нет, речь не о ближайшем, а как-нибудь потом…
— Ну конечно, Хелен, — сказала Эйприл. — Будем рады его принять. Очень мило, что вы подумали о нас.
Судя по рассказу, Джон интересный парень, поддержал Фрэнк, наполняя стакан миссис Гивингс.
— Может, в следующее воскресенье? — спросила Эйприл. — Вам удобно?
— В следующее? — Миссис Гивингс сделала вид, что прикидывает. — Дайте подумать… право, не знаю… Хорошо, пусть будет следующее. — Она понимала, что должна бы почувствовать радость, поскольку задуманное удалось, но сейчас ей хотелось только одного — поскорее уйти домой. — Конечно, если не возникнет что-нибудь неотложное. Но если вдруг в следующее воскресенье неудобно, всегда можно…