Дорога праха
Шрифт:
– Аннaщинэ чозо-джу мегaщинэ нийоре, ванын сeт-су зоккурыль хиккынси нида, – скороговоркой закончил монах. Хидонский язык, язык молитв Чёрной Длани. Казимира даже помнила перевод, будто эти слова выжгли у неё в мозгу. «Во имя твоей создательницы-богини, я разрываю эту связь».
Монах замолчал, не опустил серебряный кулон, не отвёл взгляд, только шагнул к одержимой. Ноги едва его слушались. Никто не подал ему руки, и монах выпрямился, придержав полы балахона. Он остановился в паре футов от девочки, что висла на верёвках, но высоко поднимала голову. Не осталось
Толпа подавилась криком.
Вегард шагнул вперёд, сдвинув Каз плечом. Толку-то, его оружие не навредило бы зафери. Телу ребёнка – да, но не демону.
Вместо того чтобы вцепиться в тянувших верёвки мужиков, девочка повернулась к костру, но прежде чем случилось непоправимое, монах перехватил малышку поперёк тела и оттащил подальше от пламени. Демон брыкался, лупил его ногами и локтями, но парнишка повалился на землю, снося все удары. Когти впились в белые ладони, рык и визг глушили. Люди замерли, разом заткнулись.
Казимира хотела как-то помочь, но тело не слушалось. Остались только ужас и оцепенение. Сарай в крови и ошмётках. Каз так долго не моргала, что на глазах вскипели слёзы.
Она глянула на Вегарда. Тот так сжимал рукоять меча, что кулак побелел, и клинок подрагивал от напряжения.
– Ну, давай, монтаниец, – Каз указала подбородком вперёд, – у вас ведь такое каждый день, вмешайся, помоги монашку?
Через плечо Вегард обернулся к ней, напрягая желваки.
– Во-первых, я родом не из Монтанье. Во-вторых, я прожил там достаточно, чтобы знать – помочь здесь нечем. Всё, что мы можем сделать, – задержать демона, если на людей нападёт.
– А если на монаха, то не считается?
Наконец девочка притихла и обмякла. Люди медлили – не уловка ли это? – но всё же подошли. Кто-то забрал ребёнка из рук монаха, но никто его не поблагодарил и не помог встать.
– Пойдём. – Вегард убрал меч в ножны и кивнул в сторону оставленного князя. Каз промолчала.
Когда они поравнялись с Валлетом, вид у него был скучающий и сонный.
– Хорошая работа, – бросил он кому-то за спиной Казимиры.
Она оглянулась – монах плёлся по дорожке неподалёку от них, руки опущены, глаза впали, серебряная цепь тянулась почти до земли. От слов Валлета монах вздрогнул и уставился на троицу. Лицо белое, как одежды Клаудии. Каз засмотрелась на разрез его глаз – хидонский, внешний уголок задрался вверх, внутренний ушёл вниз.
– Паршивая, – послышался сорванный голос. Казимира даже не заметила, чтобы монах размыкал губы. – У неё сломаны нога и левая рука. Лекарям работы на месяцы. – Монах стыдливо оглянулся. Из-за акцента он то сглатывал окончания слов, то лепил слога в один комок.
– Зафери покалечил? – спросила Казимира тихо. – Странно, что не убил.
Она не помнила случаев, когда одержимые выживали.
Хидонец скинул капюшон и провёл ладонью по лицу. Песок прилип к щеке и подбородку, длинные тёмные волосы вымокли. Губы дрожали от усталости, когда он отвечал, когда глубоко вдыхал, но не прогонял любопытных чужаков.
–
– Мы сопровождаем князя Ариана Валлета, – сказал Вегард и указал на княже, будто без этого в нём было не узнать особу высших кровей. – Хотели остановиться здесь на ночлег, провизии закупить.
– Амбары пусты, вам здесь ничего не продадут. А переночевать можете у меня, – предложил монах. – Моё имя Дакин.
Он протянул Вегарду руку, и тот медлил секунду, прежде чем пожать бледную ладонь. Каз сцепила зубы и заставила себя принять рукопожатие. К Валлету Дакин благоразумно не полез, только едва склонил голову.
– Ну, веди, – позволил княже и махнул рукой, пропуская монаха перед собой.
Дом Дакина стоял почти на другом конце поля от остальной деревни, и такой же идеальный, как прочие – аккуратные окошки с голубыми ставнями, крыльцо из светлого дерева, под окнами клумбы, но без цветов, только огороженные белыми кирпичиками.
Внутри дом напомнил Казимире келью Белого Храма. Стол, стул и печка для готовки в первой комнате, во второй – лежак на одного, тумба с масляной лампой и книжный шкаф. Вот и главное различие – у Белых читают только одну книгу, у Чёрных все талмуды не умещаются на полках, сложены на столе, у кровати, по углам комнат. Валлет запнулся за один из томов и посмотрел на монаха, будто тот тоже покушался на княжескую шею.
Казимира входила последней и теперь остановилась на пороге. И Белую, и Чёрную Длани в народе звали фанатиками. С первым Каз никогда не спорила, а теперь поняла и второе. Все стены жилой комнаты были размалёваны чёрными треугольниками, где-то они пересекали друг друга, где-то доходили до высокого потолка.
Дакин заметил смятение Казимиры, но ничего не сказал – продолжил показывать, где гости могут расположиться. Валлет тоже косился на треугольники, пока Вегард не пихнул его локтем. Так и не задав свои бестактные вопросы, княже закрыл рот.
Валлету предложили хозяйский лежак. Да, жёсткий, низкий, но хоть как-то похож на кровать. По словам Дакина, деревенские жители не пустили бы гостей и в хлев к скоту. Вегард снял куртку, вывернул подкладкой наружу и со звоном бросил на пол, чтобы спать подле его светлости, как верный пёс. Клаудии и Казимире Дакин предложил вторую спальню, где стояла маленькая, должно быть, детская кровать. Каз даже не стала туда заходить, взяла предложенное шерстяное одеяло и постелила его под окном большой комнаты. Монах расположился почти у выхода, благо тут хватило угла для каждого.
– Кому это жилище принадлежало до того, как стало резиденцией Чёрной Длани в этих краях? – спросила Клаудия, пока взбивала подушку и вокруг неё разлетался пух. Ох, Алаян, подушка опустеет быстрее, чем эта карга договорит.
В дальнем углу комнаты княже, сидя на лежаке, снял правый сапог, и Вегард зашёлся кашлем. В ответ Валлет уронил обувь ему на живот, тихо буркнул что-то, и оба расхохотались. Как он там говорил, учились вместе? Поэтому княже готов доверить свою жизнь другому резистенту? Поэтому игнорирует такое неуважение и панибратство?