Дорога в Ад
Шрифт:
Взгляд Анатолия зацепился за колоритную пару: высокий молодой человек и черноволосая женщина выдвинули из автобуса пандус и выкатили из автобуса ребенка в инвалидном кресле. Ребенок был в полной прострации, и Анатолий буквально против воли подошел ближе — так его зацепило отчаяние, которое сквозило во взгляде, который женщина бросила на храм.
— Юля, надень платок, — тихонько попросил молодой человек.
Проигнорировав его, женщина уверенно покатила коляску к храму. На самом пороге дорогу ей заступила активная прихожанка:
— Девушка,
Юля резко остановилась и позвала:
— Па-а-аш! Бери кресло, я туда не пойду!
Молодой человек, с обреченным видом, покатил инвалида дальше.
— Можете ничего не одевать, в этом нет необходимости, — сказал Анатолий, подойдя к Юле. — Пойдемте в храм, посмотрите на икону. Я проведу.
Юля мельком окинула батюшку равнодушным взглядом, бросила:
— Спасибо, не надо, — и отвернулась.
Анатолия буквально обожгли эти глаза — серые, выразительные, и — тоскливые.
Когда пресвитер зашел в храм, у иконы, огороженной лентой для запрета доступа, стоял диакон Валентин и рассказывал о ее чудодейственных свойствах.
— Пустите нас, — тихо попросил Павел, подойдя к толпе, окружающей икону и Валентина. — Мужчина, подвиньтесь, пожалуйста…
— Да-да, проходите, — отпрянул дородный дедуля в сторону, увлекая за собой почтенную матрону.
— Игумен запрещает трогать икону, можно только смотреть и просить милости у Богоматери! — провозгласил тем временем диакон. — Надеюсь, вы меня понимаете? — и внимательно обвел взглядом окружающих, не обращая внимания на Павла, пытающегося пробиться в первый ряд.
— Диакон Валентин, можете помочь мне?! Буквально на пять минут! — от входа его позвал Игорь, и пресвитер ухмыльнулся. За столько лет более действенного способа обойти запрет так и не нашли. Да и нужен ли был он?
— Ни в коем случае не трогайте икону!!! — предупредил грозным голосом диакон и устремился к выходу. — Я очень скоро вернусь! Я буквально на пару минут!!!
И — стоило ему с Игорем выйти из храма, как самые отчаянные посетители ломанулись за ленточку, не обращая внимания на пресвитера, инвалида и друг друга. Павел был не промах — ловко управляясь с креслом, локтями и голосом, подвез инвалида к иконе, взял его руку и, прикоснувшись ею к краю, что-то зашептал.
Тем временем в храм вернулся Валентин и принялся выгонять прихожан из-за ленты. Павел вывез кресло из храма и Юля кинулась к нему:
— Ну? Получилось?
— Да. Я прикоснулся его рукой к иконе и прочитал молитву, как ты просила.
Юля присела у кресла, вглядываясь в сына, пытаясь уловить изменения в его поведении. Ожидание и надежда быстро покинуло ее лицо. Из глаз ее капнула слеза.
А вот за тем, что произошло дальше, смотреть было страшно: красивое, точеное лицо Юли исказила гримаса ярости, и она воскликнула:
— Не помогает! — и, уже тише. — Ничего не помогает…
Она присела у кресла на корточки, заглядывая в глаза сыну, и тяжело вздохнула:
— Как
Анатолий, подошедший к ним, спросил:
— Вы верите в Бога, Юлия?
Она резко выпрямилась, поворачиваясь к нему, и их взгляды встретились — на этот раз не мимолетно, и святой отец чуть не отскочил от бешенства, плещущегося в ее глазах. Юля была очень красива. Святому отцу всегда нравились такие женщины — холодные, кажется, отрешенные, но яркие и следящие за собой. Но ярость? Чем он мог ее заслужить?
— Не лезь ко мне, святоша! — прошипела Юля, чуть не брызжа слюной. — Даже не пытайся разговаривать со мной о Боге, шарлатан!
Она схватила кресло и быстро покатила его к автобусу, не обращая внимания на мальчика, который дергался на кочках.
— Извините, ее, отче! — попросил Павел виноватым голосом. — Сын инвалид, почти все время вот в таком вегетативном состоянии! У нее сердце из-за этого не на месте.
— Понимаю, — кивнул Анатолий, но его мозг, вообще-то поставленный в тупик поведением молодой женщины, зацепился за оговорку. — Почти все время? Он что, приходит в себя?
— Не часто, но бывает.
— А что у него за болезнь? Доктора какой диагноз ставят ставят?
— Па-а-а-аш! — перебила, открывшего было рот, мужчину Юля. — Быстрее помоги! — И тот побежал к автобусу.
Анатолий решил не лезть к людям, хотя уже заранее мог сказать — икона не излечит мальчика. Юля слишком сильно хотела, чтобы он излечился, но Веры не было даже в ней, не говоря уже о самом пациенте. Была злость, и значительная часть этой злости была направлена и против Бога. О каком тогда Божественном чуде может идти речь?
— Анатолий?! — раздался чуть сбоку удивленный голос. — Отец Анатолий?!
Пресвитер повернулся и расплылся в улыбке. Фотографическая память на имена и лица прихожан и пациентов мгновенно напомнила одного из самых безнадежных:
— О-хо-хо, Иван!!! Да тебя просто не узнать! — воскликнул он.
Огромный мужчина, пусть и чуть ниже Дмитрия, но весом далеко за сто килограмм, раскинул медвежьи объятия:
— Дайте обниму вас, отче! — не особо церемонясь, он схватил Анатолия. — К жизни меня вернули, отче! Я ведь даже ножом не мог вены вскрыть, не слушались ни руки, ни ноги!!! Только о том, как подохнуть быстрее думал!!! А вы меня! Эх!!!
Отпустив смиренно улыбающегося пресвитера, Иван огляделся:
— Есть где поговорить, отче? А то на нас оборачиваются!
— Ты бы еще заплакал, отрок, — улыбнулся Анатолий. — Может быть, тогда и на телефон снимать начали.
— Ха! А вы ничуть не изменились, батюшка! Нашли отрока! Все так же жжете глаголом?
— С вами по-другому и нельзя! На шею сядете. Пойдем в мою келью, — священник сделал приглашающий жест рукой.
У дверей они притормозили:
— Что за… Дмитрий что, совсем… Хм… — Иван вовремя осекся. — Ладно, раз уж вы тут живете, и я как-нибудь помещусь.