Дорога в декабре
Шрифт:
— Матвей, — спросил он негромко. — А ты думаешь о том, что нас ждет? Партию что ждет?
Матвей серьезно посмотрел на Сашу.
— Ну, ты умный человек, Саш, — ответил.
Саша промолчал — так, чтоб Матвей понял, что он ждал иного ответа. И Матвей понял.
— Саша, у нас нет ни одного шанса, — сказал он. — Но разве это имеет значение?
Саша коснулся дерева рукой.
— Не имеет, — ответил искренне.
Они решили выйти на дорогу спустя час, несколько одуревшие от холода, передвигающиеся на прямых, заледенелых ногах,
— Сашенька, у меня такое ощущение, что я босиком, — причитала Верочка.
— Вер, — пристал вдруг развеселившийся Саша, — всё время забываю спросить, ты как пришла к «союзникам»?
Верочка не отвечала, вся насквозь замерзшая, только головой крутила.
Машина Олега стояла по трассе чуть дальше, они побежали к ней, колени не слушались, ветер дул в лицо.
— Топи печку, родной! — попросил Матвей, влезая, и, обернувшись к Саше, поинтересовался: — Далеко там до твоей деревушки?
— Далеко, — ответил Саша. — Там бабушка у меня. Обогреет нас… Следующий поворот, Олег. Налево.
Саша представил, едва сдерживая улыбку, как им хорошо там будет: накормленные, в тепле, гулять пойдут, на санках кататься… а что?.. Избу починят.
«На могилу к отцу друзей свожу… Покажу ему, какие у меня друзья… Выпьем на могилке… Деду поклонюсь, ни разу у него не был. А? Господи, довези нас!»
Саша дрогнул сухим сердцем, вспомнив, как спрашивал, много ли нужно еще для ада…
«И теперь к тому же Господу пристаешь: довези?»
«Ни о чем не прошу. Ни о чем», — ответил.
— Знаешь, как пришла, Саш? — вдруг приникла к его плечу Верочка.
— Что?
— Ты спрашивал, почему пришла к вам в партию… Мне мама однажды рассказала, что, когда она была маленькой девочкой, ей захотелось кому-нибудь написать письмо, кому угодно, мальчику или девочке, в другой город, но в нашей стране. Мама зажмурилась и — наугад карандашом ткнула в карту. Попала в Кавказ, в какой-то городок. И написала письмо: «Меня зовут Маша, я хочу с тобой дружить, учусь в пятом классе на четверки, но иногда бывают тройки». Адрес придумала: улица Ленина, дом такой-то, квартира… И ей ответ пришел, представляешь? Дагестанская девочка, всего на год старше, ответила… Они потом очень долго переписывались и в гости друг к другу ездили, пока я не родилась… Это была страна.
— А сейчас? — спросил Саша, отчего-то сразу забыв, о чем именно он задал вопрос.
— А сейчас мама меня ненавидит, — ответила Верочка, и Саше показалось, что она правильно ответила.
Машина съехала на проселочную, двигались медленно, с ревом выползая из заносов. Саша заглянул в лицо Олегу — не злится ли, но лицо его было непроницаемо.
Проехали одну деревню, снег все валил, упрямый и безнадежный, обильный, как из засады, и на полпути ко второй деревне — засели.
Едва отогревшиеся, вылезли из машины, толкали, упираясь ледяными руками в ледяной багажник. Получилось, лишь когда Олег попросил сесть за руль кого-нибудь — управлять, как
— Во, силы в тебе… — сказал Матвей восхищенно.
Забрались в салон, шумные, веселые оттого, что выбрались.
Пролетели вторую деревню, где дорога была немного укатана. Но, едва выехав за околицу, засели снова, и намертво.
Стервенея, с час, пободались с багажником, поматерились, по-мучали машину…
Чернела деревня за спиной, почти без огней.
— Даже если отсюда вылезем — дальше не проедем, — сказал Олег спокойно, обходя свою заглохшую «Волгушу». — Вчера бы проехали. Сегодня — нет. Пошли к людям.
…Не мудрствуя, постучались в первую же избу, им открыли.
— Пришли? — спросил открывший дверь мужичина в фуфайке на голое тело и в трико с оттянутыми коленями. — Я деду сразу сказал: «Сейчас придут». Проходите в избу. Согреетесь пока.
Он пропустил всех в дом.
— Эка, сколько вас… В багажнике, что ли, девку везли?
Мужик прикрыл за ними дверь на улицу.
— Хозяйки-то нет у меня, ушла к соседям. Сейчас чай вам поставлю.
Он даже не разглядывал пришедших, словно ему неинтересно было, кто они, как выглядят. Протиснулся на кухоньку и, не оборачиваясь, сказал, как казалось, недовольно:
— В избу, говорю, проходите, чего встали у порога…
— Нам бы трактор, отец, — сказал Саша громко — как у многих городских жителей у него появилась дурная привычка разговаривать с жителями деревни так, словно они плохо слышат.
Ему не ответили.
— Ну, давайте пока разуваться, — криво улыбаясь, предложил Саша ребятам.
Неловко, как всегда в новом доме, тем более в деревенском, начали стаскивать обувь.
Стояла полутемь, едва рассеиваемая слабой лампочкой, чем-то невнятно пахло.
— Туда, наверное, — Саша указал на еще одну, обитую войлоком дверь.
Они вошли в избу, оставляя мокрые следы на дощатом полу. Ступать отчего-то старались на цыпочках — словно кто-то спал в доме.
В низкой комнатке было темно, но тепло. Слабый, вечереющий свет падал из окошечка.
У стены стояла длинная крашеная лавка. Посреди комнаты — большой стол, накрытый клеенкой, разрисованной в цветочки. С другой стороны стола примостился диванчик.
Ребята, поджимая перед столом живот, уселись в ряд на лавку.
— Иди на диванчик, — Саша бережно провел Верочку через комнатку.
Сидели, посматривали по сторонам. Веня сопел — явно хотел сказать что-то, но пока стеснялся, если слово «стеснение» вообще было к нему применимо.
Вошел хозяин, в одной руке чайник, в другой — гроздь бокалов.
— Подставку дай, вон на подоконнике. Под чайник, — попросил Верочку. — И заварник там же.
Щелкнул выключателем, загорелась слабая лампочка в желтом абажуре. Саша осмотрел своих ребят — все сидели уставшие немного, но вовсе не подавленные.