Дорога в Небо. Книга вторая. Цена мечты
Шрифт:
До сих пор передергивает от воспоминаний.
К тому же у меня есть и еще одно личное горе, связанное с той войной.
Мы взяли такси и по широким автострадам за полтора часа добрались до Войкова, а там, свернув на тоже приличное шоссе, еще минут сорок ехали до Раздольного.
На автостраде машин было не очень много. А вот автобусы с отдыхающими попадались навстречу часто. Так уж повелось, что у нас в Крыму большинство курортников составляют новороссцы. Особенно дети. Такое ощущение, что летом все маленькие жителей республик перебираются к нам. Это и понятно – пионерские
Ехать по солнечному утру было бы даже приятно. Но водитель попался чересчур разговорчивый. Плотненький татарин с седыми висками всю дорогу пытался нас разговорить. Я отвечала односложно, а, когда устала увиливать от вопросов о цели поездки и сказала, что проведываем могилу брата, Рафик вздохнул:
– Да, было тогда дело…
И принялся рассказывать, как его, недавно отслужившего срочную еще в украинской армии, призвали тогда в российскую. Но повоевать не получилось, чему он рад.
– Промариновали полгода в тыловых частях и отправили домой. А у вас вот, значит, как…
И продолжил бесконечный шоферский монолог обо всем и ни о чем.
А я вполуха слушала его, иногда вставляя междометия, и радовалась, что не приходится изворачиваться и придумывать на ходу, кто я такая.
Мама почти всю дорогу продремала рядышком со мной, положив мне голову на плечо. А я вдруг отчетливо поняла, что она ведь у меня уже довольно пожилая. Шестьдесят один год все-таки. Недавно на пенсию пошла, хотя, все еще продолжает работать бухгалтером в двух маленьких фирмочках. Я пыталась ее убедить, что при моих доходах это совершенно излишне, пока до меня не дошло, что ковыряться с цифрами в бухгалтерских программах просто доставляет ей удовольствие, сродни разгадыванию кроссвордов.
Хоть бы у нее все было хорошо со здоровьем! Как у дедушки с бабушкой. Те, не смотря на очень основательный возраст, были еще бодрячками. Но все равно страшновато за них. И ужасно хочется быть рядом, а не наезжать пару раз в год.
А между тем на горизонте бескрайней степи появилась зеленая полоска родного поселка.
Он как-то очень быстро приблизился. И вот уже справа – семь пятиэтажек, выстроенных замысловатой фигурой. Мы с друзьями по двору все спорили: буква «Р», искаженная «Е» или вообще кабина грузовика.
Хрущевки были свежеокрашенные, яркие, как моложавые бабуси, пытающиеся макияжем и модной одеждой скрыть почтенный возраст.
Вообще, Раздольное почти не изменилось, как будто бурные двадцать лет, так сильно преобразившие страну, пролетели мимо.
Может это и хорошо.
Мы заехали на рынок и купили там несколько букетов цветов, а потом отправились на кладбище.
Рафаила отпустили до вечера. Мы арендовали электромобиль на весь день, так что водителю придется провести его в скучном поселке. Ничего, я не сомневаюсь, что он найдет, чем заняться.
А мы с мамой накинули на головы припасенные платки и зашли в небольшую церковь при кладбище. Вообще-то мама у меня тоже не верующая, а о себе – атеистке, я молчу. Но тут особое дело. Как с благословением перед полетом в космос. Традиция и мысли на задворках сознания:
Так что мы поставили свечки и записали имена на поминальную молитву.
И вышли на яркое солнечное утро.
Могилу Андрея мы нашли сразу. Она была на удивление ухоженной, на недавно покрашенном памятнике стальная табличка и эмалированный значок в виде георгиевской ленточки. Понятно. Наверняка местным пионерам-комсомольцам дали задание следить за могилами погибших на Войне. Их на кладбище не мало. До передовой, где варился «Перекопский котел» рукой подать, и в поселковой больнице да развернутых лазаретах много молодых ребят умерло.
Мы положили цветы, покрошили печенюшки и встали с мамой плечом к плечу. Она тихо плакала, а у меня, хоть я и чувствовала комок в горле, но глаза оставались сухими.
Я уже очень плохо помню брата. Его лицо ускользает, и, если не смотреть на фотографию, черты вспомнить трудно. А голос я вообще не могу припомнить.
Мы в детстве не очень ладили. Андрей наверняка ревновал меня к родителям. Еще бы – младшая сестра оттянула на себя большую часть внимания и заботы. Только в последние годы, когда я подросла и стала что-то соображать, у нас наладился контакт. Он начал помогать мне с учебой, пару раз вступался за меня перед родителями, в основном отцом. И старательно подсаживал на анимэ.
«Интересно, а он хотел бы, чтобы я когда-нибудь сказала ему «Ани-и сан!» как это делают кавайные младшие сестренки главных героев? Кто знает, а сейчас уже и не спросить».
Все-таки Андрей был очень хорошим. Как бы я хотела с ним поговорить! Похвастаться тем, чего достигла, вместе посмотреть очередной сериал.
В глазах немного помутилось, и я смахнула появившиеся-таки слезы. Коротко вздохнула и обняла маму.
Потом мы долго плутали между могил, пока не нашли покосившийся облупленный памятник с надписью: «Сергей Владимирович Беляков, 1971-2033».
Возложили цветы, постояли.
Я давно уже простила отца. Но сохранилась горечь, жалость и обида.
«Почему, когда мы в тебе так нуждались, ты не смог нас поддержать?»
Теперь я понимаю, что он, таким вот образом, пытался сбежать от собственной боли. Но, все равно.
Я мысленно попросила прощение за то, что тогда не приехала на похороны, а до этого ни разу не заехала к нему в гости. Я все-таки его дочь, и совершила ту же ошибку – сберегала свои чувства, а не старалась помочь близкому человеку.
Дети наследуют не только хорошие черты.
Еще мы подошли к могилкам отцовых родителей. Я их совсем не помню, они умерли еще когда я в детский сад ходила.
Закончили мы свое печальное паломничество уже после обеда. Заглянули в контору кладбища, где я оставила приличную сумму на обустройство всех могилок. Назойливый представитель фирмы по производству памятников все крутился вокруг нас, предлагая эксклюзивные варианты, но мы выбрали простенькие и строгие. Не то, чтобы мне было на это жалко денег, просто я считаю, что память не на кладбище, а в сердце. И внешние атрибуты, стремление, чтобы «было не хуже, чем у других», тут неуместны.