Дорога в неизвестность
Шрифт:
Я молча вышел из кабинета. Как ни горестно было признавать, но Борода прав. Прав на все сто. Надо брать и делать. А все неполадки и нестыковки устранять по мере их появления. Как? С Божьей помощью, ну и импровизацией.
Ночь длилась мучительно долго. Сон не шел. Перед глазами стоял карьер и несущийся по его дороге самосвал. Ехать он мог только в одно место – туннель в горе. В том, что это туннель, я не сомневался ни секунды. Вот только куда он ведёт? Явно выходит где-то за горой. Помнится, японцы предлагали прорыть в той горе 3 или 4 туннеля и Новороссийск бы навсегда лишился своих ураганов, когда выдирало деревья с корнем. Только плату за это они запросили нехилую – весь мергель от выработки забрать себе. Не согласилось тогдашнее правительство на такой жест доброй воли, а причиной всему жадность. Не одна сотня тысяч тонн первоклассной породы мергеля – это тебе не дули воробьям крутить. Ну и плюс экологи забили тревогу – лишить город ветра, значит кардинально изменить климат, а с природой шутки плохи. Пример тому даже то, что теперь вместо чаек над бухтой кружат недоптеродактили с клювом полным зубов, которым позавидует акула. На часах было 3 ночи, когда сон все-таки сморил меня. Лучше
Снились первые дни после начала войны. Когда кучка напуганных людей сидела в бомбоубежище бывшего троллейбусного депо, а снаружи стоял грохот от стуков в свинцовые ворота.
Стуков тех, кому не посчастливилось попасть в бомбоубежище, тех, кто сгорал в огне, а также после от лучевой болезни. Я не забуду никогда эти крики, мольбы о помощи и проклятья в адрес военных и всего мира! Мира, который по лёгкому движению чьей-то руки перестал быть нашим. Голубая планета стала серой и безжизненной пустыней, радиоактивным пепелищем. То, что по крупицам собиралось и эволюционировало 4 миллиарда лет, было уничтожено. Один князь покрестил Русь, другой через тысячу лет справил по ней панихиду. Какое-то время в эфире звучали сообщения от военных. Люди просто ждали, каждый своего сценария: молодежь - войны с машинами или инопланетного вторжения, старики – пришествия Спасителя и его Царства. Через неделю приемники перестали выдавать что-либо, кроме шума помех. В этот момент и пришло осознание, навалившись как бетонная плита на грудь, – никто не придёт! Спасения не будет! Отныне в этом мире мы сами по себе. Мир, которым мы его знали, больше никогда не будет прежним… Как и наша жизнь… Потрачено...
Борода пришел сам в 9 утра, постучался и зашёл ко мне. Я стоял возле окна. Как ни крути, как не выверни ситуацию, но он все-таки прав, это место – клетка. Взять даже элементарно окно – двойная решетка из металлических прутьев. Дома такого нет. Завод стал нашим пристанищем, но он же стал тюрьмой. Даже если клетка золотая, она все равно останется клеткой. Мы не можем отсюда выйти с уверенностью, что вернёмся полным составом обратно. Каждый раз, выходя с территории завода, мы чувствуем на себе взгляды тех, кто там остался. Эти взгляды полны надежды и сочувствия, зависти и отчаяния. Одни надеются, что мы вернёмся, другие, напротив, желают тебе попасть в пасть к марголам. Казалось бы, апокалипсис должен быть сплотить жалкие остатки человечества, сделать из него единое целое, где один за всех, а все за одного. Только человек хуже любого животного. Каждый житель этого завода втайне надеется, что сосед когда-нибудь не вернётся, и тогда можно будет вполне законно открыть комнату и вынести оттуда все, что тебе нравится. Даже наследственную очередь определили: семья, близкие друзья, коллеги, соседи по этажу и остальные. Жил человек, занимался чем-то, рисковал жизнью, идя на вылазки, что-то находил, радовался этому, как ребёнок, приносил находку домой, показывал её соседям. Те вроде и улыбались, и хвалили, но натуру не обманешь. Не просто так человеческий геном больше всего схож с геномом свиней и мышей. Потому что такими мы и являемся – свиньи и мыши. Недаром все интриги называют мышиной возней. А отношения – свинскими.
– Я пойду с тобой. Я прожил на той стороне города 20 лет и знаю там каждую тропинку в горах. Знаю, как за час пешком добраться до Крымска с любой из тех вершин.
– Уходим в полдень.
– А как же?…- мой вопрос повис в воздухе.
– Да вот так – просто уходим и всё. В подвале есть техническая комната. В ней снаряга и оружие. Собираемся и уходим через подвал налоговой, в доме напротив вход в подвал с коридором до «свечек», от них до озёр, а там до лицея рукой подать.
Мне бы твою уверенность. Так всё у тебя просто – вышли, дошли, перешли, что ж, с Богом.
.***
Я старался идти по коридорам подвала, не оглядываясь. Червь сомнения, сидевший в груди, вместе со здравым смыслом и инстинктом самосохранения объединились в одну коалицию и призывали бросить это мероприятие. Повернуть обратно и идти в свою комнату с клетками на окнах. Хрен вам! Каждому по отдельности и всем сразу! Пора путать следы из этого места, а не то, так и корни пустим там.
Мы выбрались из подвала с юго-западной стороны здания бывшей «налоговой». Быстро повернули за угол и оказались возле железных ворот. Борода, несмотря на свою комплекцию, довольно резво перемахнул через них. Эх, чему я не сокол, чему не летаю? Трудна и неказиста жизнь дурного мазохиста. Я перелез через ворота, взгляду предстала унылая картина разрушенного спального района. Панельные дома, собирающиеся как конструктор, так же и рассыпались, будто ребенок в порыве злости пнул по ним ногой. От домов по 10 этажей остались трёхэтажные пеньки. Остальные этажи валялись теперь у нас под ногами грудой бетона и арматуры. Мы быстро пересекли дорогу и забежали по обломкам на второй этаж. Выбрали место поудобнее и спрыгнули с другой стороны дома в угловой двор. Ржавые остовы машин, некоторые пустые, другие со сгоревшими скелетами, хищно смотрели на двух живых людей, посмевших появиться в царстве смерти. Руслан шёл первым, мне же приходилось постоянно поворачиваться, осматривая тылы. Бежав полубоком, я врезался в кузов иномарки. Резко крутнувшись, я направил дуло автомата в проем лобового стекла. В машине было 4 скелета, пожелтевшие от времени, сидевшие в обгоревшем ржавом кузове иномарки премиум класса. Из пустых глазниц черепов я ощутил укоризненный взгляд полный боли и недоумения. Давно мне не было так стыдно. Опустив виновато глаза и извинившись одними губами, я аккуратно обошёл машину. Большинство людей ведь даже не поняли, что случилось. Вот только ты выезжал со двора на рынок или пикник, вспышка и всё. Наверняка их души так и остались в этой машине. Может, в каком-нибудь другом параллельном мире, не ведающем зла, эта семья и дальше живёт в мире и согласии. Наверно это и есть рай. Император нам говорил именно так – мы мученики, а значит, попадём в рай. Интересно, сам-то он где.
Борода замер на углу здания, осматривая в оптику проход к «свечкам».
– Держимся стены. В небе вроде чисто. Прицел держи на детскую площадку – не нравится мне та дыра посередине. Сто в
Кротами этих плотоядных грызунов окрестили только из-за рытья подземных коридоров. От прежних совсем безобидных слепых зверьков в них не было ничего, от слова «совсем». Именно из-за этого мы не пересекли двор по диагонали, а предпочли держаться стены – под остатками тротуарной плитки щебень, а значит можно не переживать быть укушенным. Слух у кротов изумительный – могут услышать вибрации от шагов по земле за добрую сотню метров. По своим коридорам они быстро соберутся в стайку, и будут ждать неосторожного шага, после которого нога провалится почти по колено в их царство. Только не факт, что достать обратно получится целую ногу – маленькие, размером не больше трёхмесячного котенка, кроты работают зубами похлеще, чем пираньи. Самое же неприятное - кусая, они впрыскивают анестетик, парализующий нервы и жрут ногу. Выдираешь её из засады, а вместо ноги культя по щиколотку, с торчащей обглоданной костью. Попасть в ловушку – значит умереть. На одной ноге, брызжущей кровью, далеко не ускачешь – кроты не отпустят. Будут преследовать, постепенно загоняя в угол, или брать в кольцо. Шансы встретить кого-то в округе равны не то что нулю, а уходят в минус. Единственный вариант – пуля в висок. Так хоть кому-нибудь оружие с патронами по наследству перейдет.
Правду говорят, что если думать о плохом, оно обязательно случится. Справа раздался какой-то шорох. Я инстинктивно повернулся на звук, вскидывая автомат, за три года усвоил, что ушам нужно доверять даже больше, чем глазам. Земля в десяти метрах от нас начала насыпаться горкой. Мгновение, и из норки высунулась голова. Я поймал в прицел точку между хитро блестящими бусинами-глазами. Выстрелить – значит обозначиться. Местная фауна отлично знает звуки, производимые двуногой едой. Стрелять можно только в том случае, если не получится убежать, а убежать получится, только отстреливаясь. Парадокс, мать его. Остаётся только накинуть на себя плащ- невидимку, но даже в этом случае тебя выследят по запаху. И сожрут.
Держа головку крота в прицеле, я пятился за Русланом. Хитрые глазки моргнули, и крот спрятался в свежей норе. Я повернулся на напарника:
– Видел?
– Да. Не нравится мне все это. Гаденыш расскажет о нас другим. Я уверен, что под асфальтом уже несколько ловушек. Может….
– Если сейчас из твоего рта вылетит что-то типа «может все это зря, пойдем-ка, друже, обратно», я шарахну тебя прикладом в твою мохнатую челюсть. Отставить панику!
Достав нож, я выковырял несколько кусков тротуарной плитки и бросил один на асфальт метрах в шести от нас, в сторону, с которой мы пришли. Камень срикошетил об асфальт два раза, упав на третий раз, он пролежал на асфальте не дольше пяти секунд и ушел под землю в появившуюся воронку.
– Твою мать!- выругался я сквозь зубы.
– Обратно путь заказан.
– Да их там штук десять минимум и роют, суки, прямо под асфальт. Как назло, до подъезда ни одной машины – так бы по крышам перебрались.
Говорят, в ситуации, когда на кону стоит твоя жизнь, мозг активирует скрытые резервы и начинает работать намного лучше. План созрел мгновенно:
– Отставить панику, я сказал! Убирай винтарь за спину и хватай плитку, в две руки. По 3-4 небольших квадрата в каждую! До ближайшей «свечки» тридцать, а то и тридцать пять метров. Пойдем, исходя из плохого, и возьмём сорок метров. Пространство перед нами, скорее всего, уже полое, значит, первый шаг будет прыжком на максимум дальности. Это отягчает мгновенный переход на бег. За первое и второе место приз – жизнь. Очень хороший стимул для победы. Шансы, как и всегда, 50/50: успех – жизнь, проигрыш….не хочется об этом думать, но ужин в компании пары десятков кротов обеспечен. Я перевел «калаш» на предохранитель и закинул его за правое плечо, пристегнув дуло карабином к рюкзаку. Достал из бокового левого кармана-кобуры ТТ-шник, дослал патрон, взвел курок, сунул его обратно и взял два куска плитки
– Значится так, товарищ, по моей команде кидаешь плитку с двух рук, рассчитав усилие так, чтоб каждый кусок упал дальше предыдущего. Кинул последний и сразу же, разбежавшись, прыгаешь и несешься, что есть духу к подъезду. Я кидаю, как можно дальше свои, и бегу за тобой. Понял?
Борода кивнул в ответ.
– Огонь!
У Бороды остаётся в руках последняя плитка, замах делаем вдвоём, одновременно. Кидаю, Руслан уже приземляется на асфальт, а с моих рук срывается вторая плитка, корпус резко поворачивается для разбега, бросок обжигает плечевые мышцы от нагрузки уже во время прыжка. Приземляюсь на правую ногу, одновременно отталкиваюсь ею же, делая два шага оленьим бегом, переходя на спринт. В трёх метрах от меня спина напарника. У бородатого отменная прыть для «сотки» живого веса. Десять метров до подъезда... чувствую, как сзади начинает проваливаться асфальт. Пять метров… Борода залетает на бетонные ступеньки подъезда, там, где только что была его нога, на асфальте образуется воронка. Под моей правой ногой земля становится похожа на желе. Перевожу вес на левую ногу, надо прыгать – два метра реальная дистанция для прыжка с разбега. Перед самым толчком чувствую, как левая нога начинает проваливаться. Прыжок. В полете переворачиваюсь на спину, выхватываю пистолет из кармана и падаю на ступени. Удар выбивает воздух из лёгких, одновременно с этим приходит осознание, что левая нога в воронке под ступенями. Рывок… Борода почти отрывает лямки с рюкзака, затаскивая меня выше по ступеням. На левой ноге висит три крота, вцепившись в ботинок. Ору и выпускаю всю обойму, не целясь. О том, что могу прострелить себе ступню, даже не думаю – не до этого. Отпускаю не нужный «ствол», в рюкзаке есть ещё два. Переворачиваюсь на живот и «раком», помогая себе и руками и ногами, забираюсь на крыльцо. На ноге осталась ещё одна тварь, а из ямы уже лезет грязно-серое полчище. Отдавать свою еду они не собираются. Борода сбивает с меня крота своей ногой… Вспышка…. Сука, больно-то как! Херня – боль пройдет, а вот нога не вырастет. После удара левая нога теряет опору, почти падаю. В голове проносится мысль о том, что обидно будет умереть в метре от спасительной двери. Чувствую, как получаю пинок под задницу, потеряв всяческую ориентацию, влетаю в грязный подъезд, и встречаюсь головой со ступеньками первого этажа. Темнота…